Один из главных индикаторов перспективности территорий — ситуация с занятостью населения. По этому параметру сельские районы Донецкой области всегда казались безнадёжными: почти вся хоть сколько-нибудь оплачиваемая работа исчезла оттуда задолго до войны… Жители прифронтовых сёл рассказали Informator.media, где им приходилось и приходится работать, чтобы обеспечить себя и семью.
14 км, 120 шагов в минуту…
Вова — так мужчину представляет его жена — сейчас на пенсии. Получает 2000 грн в месяц, 800 из которых уходят на лекарства, большая часть остальных денег — на коммуналку.
«А так с огорода живём», — вздыхает мужчина.
Хозяйство супруги не держат — очень уж хлопотно, да и здоровье не позволяет. Вспоминают, что раньше держали кур, но это было давно — ещё когда в Мироновку, село Бахмутского района Донецкой области, в котором они живут — из Горловки регулярно привозили зерно. Теперь за зерном надо ехать самому, так как Горловка – по другую сторону линии разграничения.
До того, как Владимир ушёл на пенсию, он работал слесарем на Углегорской ТЭС в Светлодарске. Каждый день шёл пешком туда и пешком же возвращался оттуда.
«Туда и обратно, туда и обратно… 14 км — как закон. Ото и ноги болят теперь. 28 лет проходил. По молодости за 50 минут доходил армейским шагом — 120 шагов в минуту, и пошёл. Потом час, потом час десять, полтора часа. А потом уже с перекурами: иду, начинает болеть до такой степени, что невозможно терпеть», — вспоминает мужчина.
Владимир и Раиса грузят гуманитарную помощь в прицеп мотоблока
Сейчас он не может пройти и километра. Если куда-то нужно попасть обязательно, то едет на мотоблоке — «тракторе», как он говорит. Лишний раз старается его не глушить. Вдруг потом не заведётся — и что тогда?
«Негодные мы уже стали», — почти шепчет его жена Раиса, и начинает всхлипывать.
Работа стоит денег
Сейчас Вика с семьёй живёт в селе Видродження Бахмутского района. Хозяйка дома уехала в Россию.
Найти дом в вымирающем населённом пункте — не такая уж большая проблема. Куда большая — найти работу.
До войны Вика с мужем и тремя детьми — девяти, десяти и двенадцати лет — жила в Попасной. Уехала, когда от обстрелов в двухкомнатной квартире её брата, где она тогда жила, вылетели окна. Возвращаться в этот прифронтовой город она не хочет категорически — очень уж травматичный опыт.
Для Вики велосипед — незаменимое средство передвижения по селу
«В селе намного проще — мы тут коровку держим, у нас своя уточка. Правда, магазинов нет – приходится в Бахмут ездить. Я нанимаю машину, плачу 400 грн и мы едем. Водитель ждёт, пока мы купим всё, что нам нужно на рынке. И так пару раз в месяц», — спокойно, но с затаённой обидой на ситуацию рассказывает Вика.
Её муж работал в Видродженни ещё до войны — в фермерском хозяйстве, которое потом развалилось. Сама Вика до войны была в декретных отпусках.
«Тут есть железная дорога, человек тридцать там работают, — говорит Вика. — Два года назад я отучилась на стрелочницу, но на работу не берут. Надо заплатить 15 тысяч, тогда начальник возьмёт, а так нет. Тут все деньги платят. Зарплата первое время была бы 3000 грн. Через год поднялась бы до трёх с половиной – четырёх».
Из двора выбегает щенок и начинает ластиться к женщине.
— Как назвали? — спрашиваю я.
— Стрелка, — смеётся Вика.
Заработки в городе на Днепре
Николаю Ивановичу – 56. Пятнадцать лет «горячего» стажа (работал сварщиком-монтажником на заводе в Мироновке) позволили ему выйти на пенсию досрочно, но не позволили рассчитывать на достойный размер выплат.
Прожить на минимальную пенсию — задача та еще, поэтому пришлось искать работу. Нашёл её Николай на заводе «Наша Ряба» в Каменском Днепропетровской области. Там бесплатно предоставляли место в общежитии и платили 4500-4800 грн.
«Хотя обещали до 6000, но не получается столько», — весело говорит Николай.
Николай (в центре) не может прожить на пенсию, но относится к этому с юмором
Недавно он сорвал спину и работать физически ему теперь тяжело. Пришлось вернуться в село.
Здесь Николай уже успел договориться, что если на заводе будет место сварщика, то его возьмут.
— Заплатить пришлось?
— Начальник цеха — моих годов. Мы щэ с ным в колхозе робылы, — то ли отвечает, то ли уходит от ответа Николай Иванович.
Пять лет безработицы
Игорю 49 лет. Получать гуманитарку он приходит в выглаженной, застигнутой под ворот рубашке и фуфайке — чистой, но с вырванным куском ткани на месте средней пуговицы.
В последний раз он ходил на работу пять лет назад. Причём ходил в буквальном смысле. Он жил в Криничном, а работал на Мироновской РЭС — это 7 км пешком в одну сторону.
Игорь уволился с работы еще до войны
«Там зарплаты нормальной не было. И добираться… Отсюда никакого транспорта нет. Зимой дороги никто не чистит. Если хорошо заметёт, то и за полтора часа не дойдёшь», — сетует мужчина.
На вопрос о том, за счёт чего он живёт, Игорь честно отвечает: хозяйство и пенсия матери. Плюс подработки — «шабашки», как здесь принято говорить.
Занять у начальника, чтобы собрать в школу племянников
Юля попала в Мироновку из Макеевки. Но не как переселенка, а по любви — пять лет назад познакомилась с парнем, и переехала к нему.
Говорит, что отвыкать от большого города было сложно, но время сделало своё дело, и постепенно она привыкла.
Работала в фермерском хозяйстве, сейчас устроилась на птицефабрику.
Меньше года назад сюда перебралась и младшая сестра Юли с четырьмя детьми. Чтобы собрать двоих детей в школу и одного ребёнка в садик ушло больше пяти тысяч гривен — огромные деньги по местным меркам. Зарплат Юли и её мужа оказалось мало, чтобы накопить нужную сумму. Пришлось занимать у начальника, который теперь понемногу высчитывает из юлиного оклада.
Эрик, Юля и сестра Женя
Немало денег нужно и на текущие «детские» расходы: 50 грн каждую неделю на каждого из троих ребятишек, которые ходят в школу и детсад. Идут эти деньги на питание. Всего получается более 600 грн в месяц. Плюс 60-70 грн, чтобы доехать в магазин, так как своего в селе нет.
До этого Женя, сестра Юли, жила в Червоногвардейском районе Макеевки. Там детей в школах кормили бесплатно, а вот «гуманитарки» не было никакой.
«Раньше хоть «ринатовскую» давали, потом и её отменили. После этого ничего не дают. Не хотят», — простодушно констатирует Женя.
Червоногвардейка — далеко не самое спокойное место даже по меркам оккупированной территории.
— Страшновато там было. В подвалах прятались. Как-то возле школы взорвался снаряд, — рассказывает Женя, делая большие паузы между предложениями.
В этот момент к разговору подключается её сын Эрик, пять минут молча слушавший наш диалог:
— Одного пацана порезало нормально так: руку, ногу. Он упал и лежал в крови.
— Что с ним дальше было?
— В больнице долго лежал. А потом — не знаю. Мы уехали.
«Кем бы я был в Крыму? Изгоем»
Николаю — 64. Он тоже пошёл на пенсию по «горячей» сетке в 55 лет, но поскольку пенсии на жизнь не хватало, а здоровье позволяло, то продолжал трудиться.
После аннексии Николай решил не возвращаться в Крым
До войны он десять лет проработал в Ялте — делал ремонты в квартирах.
— Не захотели по советской традиции остаться в Крыму на пенсии?
— Я в 14-м приехал домой — тут у меня квартира. Думал: ехать-не ехать [назад в Ялту], а потом там началось эта заваруха, и я понял, что смысла нет. Там уже была Россия. Кто бы я там был? Изгой!
На вопрос о работе в Мироновке мужчина только что не крестится:
«Какая здесь работа, божечки мой! Работаем только на огороде да по хозяйству».
* * *
Масштаб убыли населения лучше всего отслеживать по детям. В сельской местности значительная часть жителей — пенсионеры, социальная мобильность которых сильно ограничена как силой привычки и консерватизмом, так и материальными возможностями и состоянием здоровья.
Но родители стараются здраво оценивать риски и перспективы, и перевозить детей подальше от опасности и безысходности.
Ярославу 11 лет, он учится в мироновской школе. Его отец работает на ТЭС в Светлодарске машинистом. Получает 4000 грн зарплаты. Мать, зарабатывает 2500. Она — мастер на газовой котельной. Чтобы как-то продержаться «на плаву» им приходится держать хозяйство на даче, на которой отец практически живёт, а его жена с ребёнком приезжают на выходные.
Парень с любовью треплет флегматичную овчарку. Трёхлетнюю собаку зовут Ирмочка.
Ярослав и Ирмочка
Любимые предметы Ярослава — физкультура и история. Удивительно часто встречающееся сочетание среди детей, живущих в прифронтовых сёлах.
— Сильно стреляли? — спрашиваю у парня.
— Ну, бывало.
— Прятались?
— Ну да!
— Чем занимаешься в свободное время?
— В футбол играем с друзьями. В прятки.
— В каком ты классе?
— В шестом.
— Сколько детей у тебя в классе?
— 16, — отвечает Ярослав, и делает паузу, словно раздумывая, стоит ли продолжать; но все же решается: — В третьем классе у нас было 40 человек. А осталось – 16…
Иван Бухтияров для Informator.media