10 дней в собачьей будке и 5 слов по-китайски. История выдержки и оптимизма пожилой луганчанки

«Я так люблю, когда звезды и беспилотник летит», — с детским восторгом в голосе говорит Нина Ивановна. Мы разговариваем, стоя на улице Звездной в прифронтовом дачном поселке под Передельским Луганской области. С марта по ноябрь Нина Ивановна живет здесь, но перезимовать в дачном домике невозможно.

«Когда мы его купили, то были молоды, были глупые, не знали, что в нём нужно еще сделать. А когда повзрослели, то поезд почему-то начал уходить. Мы запасаемся дровами — печка есть, камин есть, но потолка нет — только ДВП. Сидишь возле камина — тепло, включаешь электропростынь — еще теплее».

Зимует женщина в Луганске — благо до него от Передельских дач рукой подать.

«Чего только в Луганске не говорили… И что Счастье-Александровка-Луганск — это «иерусалимский треугольник». И что мы будем, как «маленькая Швейцария», — с мягкой иронией вспоминает Нина Ивановна. — Как был срач, так и есть!»

28 августа 2014-го в дом, где живет Нина Ивановна, приходили «ЛНРовцы», которые рассказывали, куда надо прятаться, если будут стрелять: «Только не в подвал, потому что дом блочный — завалит».

И на следующий день в этот подъезд действительно попали — квартиру Нины Ивановны разворотили два балкона с верхних этажей.

«Прибегает такой… даже не знаю, с чем сравнить. Видишь вон того низкого мужчину? Так вот, тот был еще ниже — до ушей. «Дайте стаканчик водки! Ну дайте хоть стопочку!» Спрашиваю: «Защитник, ты кто?» — «Я — казак!» — «Защитник ты долбаный!» — Он падает на колени: «Мама, простите, мы не туда попали!»»

31 августа три мины снова прилетели в тот же подъезд.

«Сосед говорил: «Было семь бутылок самогона, осталась одна»», — передает нервозность тех дней женщина.

«После войны я 10 дней жила с собаками в будке»

Завершающую часть другой войны — Второй мировой — Нина видела своими глазами, пусть еще и ничего тогда не понимающими.

Ее маму несколькими годами ранее вывезли на принудительные работы в Германию. Нина же родилась в конце войны в немецком городке, настолько заштатном, что не сохранилась информация о дате, когда его заняли Союзники.

«Немец был [отцом]. Какой-то Ганс, наверное. Но я Ивановна», — смеется женщина.

О том, кем же был ее отец, и насколько добровольной была связь, Нина ни разу у матери не спросила.

«Когда меня привезли на Украину, то отчим пришел к председателю, и сказал, что мама украла пять килограмм пшеницы. Ее ночью забрали, и дали 5 лет тюрьмы. А меня он посадил в машину, отвез в поле, выкинул и уехал. И я 10 дней жила с собаками в будке — помню их запах, помню, какие они теплые. Мне тогда год и восемь месяцев было. А потом муж маминой сестры ехал на ревизию, и на каком-то перекрестке спросил, какие новости. «Та ходе якась дитина. Вона бідненька вже в чірячках, опухша. Чия вона — не знаємо, вона ще не балака. На ній зелене плаття з білим горошком». Він як стояв, так і сів — «Та це ж наша Нінка!» Забрал меня. А маму выпустили через два года».

«На работе я всегда себя чувствовала человеком»

Была в жизни женщины и еще одна война, о чем свидетельствует удостоверение участника боевых действий, которое оно постоянно носит при себе.

«Был Афган… Было-было. Кем я там была? Кем надо! У меня талантов много — что-то напечатать, кого-то послать, кого перевязать, кому сварить помочь».

В мирной жизни Нина работала продавцом («высшая школа книжной торговли», — шутит она), потом — на экспериментальной базе, воплощавшей в жизнь разработки научно-исследовательского института для шахт. Затем — экспортно-импортный банк в Лисичанске.

«На работе я всегда себя чувствовала человеком, но не дома. Дома я як та рабыня…»

Передельские дачи

Муж Нины 38 лет проработал на строительстве шахт. Сейчас ему уже 82 года. После обширного инфаркта и микроинсульта он стал малоподвижным. Из луганской квартиры на дачу и обратно его приходится перемещать Нине. Через единственный в области КПВВ. На инвалидной коляске.

«Внук преподает английский язык китайцам»

«Поработала на огороде, побежала с внуками на озеро. Потом: «Ба, голы иди забивай!.. Ба, пойдем и бадминтон!.. Ба, давай на велосипедах, кто быстрее»… Деда не трогают. Я и рада, что заставляла их. Мне недавно мальчишка говорит: «Нина Ивановна, позанимайтесь со мной». Я раньше занималась с детьми. Толстенькие качали пресс, меткие стреляли. Прыжки в длину. Снайперская рогатка была, стрельба из лука. Пистолет я им не давала».

— Маркуша, помой бабушке чашечку, — вспоминает Нина Ивановна свой короткий диалог с внуком.

— 25 копеек дай!

«Школа — это западло. Вставать рано, а ума дают мало», — говорил Марк в первом классе.

Семья боялась, что после университета Марка заберут в армию. Поэтому появился вариант отправить его в Китай — там у мужа сестры Марка, испанца, работает фабрика по  изготовлению солнечных батарей.

«Он пять месяцев изучал китайский, потом полтора месяца отдыхал, потом опять пять месяцев учил. Теперь преподает английский язык китайцам».

Сейчас Марк живет в Шанхае. Женился на китаянке.

«По нашему она — Дина. А по их — хрен его знает. Я как-то спросила, он начал говорить. Я его остановила: «Марк, не надо. Дина, так Дина»».

Жители Передельских дач ждут гуманитарку

— Как по-китайски называется ваша шляпа? — спрашиваю я Нину. Среди пары сотен дачников, собравшихся на раздачу гуманитарки, она привлекла внимание именно этой деталью гардероба.

— Не знаю. Я по-китайски только пять слов знаю: пинзьо — животик; никао — здрасьте; найнай — бабушка; йийо — дедушка; синьсинь — до свидания.

«Рожали — плакали, умирают — охают»

«Соседки говорят: «Ой, Ниночка, к тебе приходишь, всегда такой порядок на даче. Как хорошо, что ты не знаешь, как это, когда сердце болит». — «Как же мне не знать, у меня порок сердца и пролапс. А теперь смотрите мой снимок спины — вон они диски. Повылазили. Так что, сидеть теперь, страдать?»»

Между делом Нина Ивановна говорит, что пишет стихи.

— Прочитайте что-то! — прошу я её.

— Не хочу. У меня всё о войне. Жёсткие темы. Я своим сказала: «После смерти можете издать», а сейчас не хочу.

Кажется, женщине немного неловко за свои стихотворения. Они словно показывают её — всегда жизнерадостную — с темной стороны.

«Рожали — плакали, умирают — охают. Давайте после того, как плакали — смеяться, пока не будем охать, — возвращается к привычному «амплуа» женщина. — Встала — улыбнулась себе, прошла мимо зеркала — улыбнулась. А соседка мне на это говорит: «Та ти шо, я як гляну на себе — така страшна!» Ничего, зеркало скажет, что ты красивая».

Неподалеку от Передельских дач проходит железная дорога, по которой до сих пор курсируют дизельные поезда

В голове у Нины Ивановны умещается увесистый справочник по народной медицине. Она рассказывает, как откачивала мужа после микроинсульта, советует приседать, чтобы быть в тонусе и даже успевает погадать мне по руке, «хоть и не цыганка».

Но завершает она аутотренинговым советом попроще:

«Ложусь спать — обязательно говорю себе: «Спокойной ночи, Нина, и проснись», — и целую крест. Сразу зеваю — видишь, даже сейчас зевнула по привычке — и засыпаю. Запомнил?»

Иван Бухтияров для Informator.media