Станица Луганская находится в прифронтовой зоне. Из окна кабинета головы районной  государственной администрации виден край поселка, за ними лес и река. На лес власть Украины уже не распространяется. Там окопались боевики. Буквально на другой стороне реки Северский Донец находятся позиции боевиков. 19 августа поселок был освобожден украинскими силовиками. Буквально через  неделю войска России начали наступление — ситуация на фронте кардинально изменилась. Долгожданный мир так и не настал.

Сейчас почти каждый день и ночь поселок обстреливают. Более 600 домов пострадали, около 120 из них не подлежат восстановлению. Погибло 49 человек. Более ста получили ранения. С конца сентября в Станично-Луганском районе новый председатель районного совета — Юрий Золкин и голова районной государственной администрации Евгений Бидашко. С ними и говорим о ситуации в районе и том, как восстанавливается мирная жизнь под обстрелами.

— Какова ситуация в Станице Луганской сейчас?

Золкин: Уже за сто метров от того места где мы сидим, никто ничего не контролирует. Военные не выезжают даже за поселок, местность очень хорошо простреливается. А до недавнего времени боевики заходили прямо на окраины поселка и могли подходить даже к зданию государственной администрации.

В последнюю неделю, село Кондрашовку, неподалеку от Станицы, как говорят в народе, просто в асфальт вкатывают. Каждую ночь поселок обстреливают из минометов. И каждый день мы насчитываем 10 поврежденных домов. Из них минимум два не подлежат восстановлению. В итоге среди людей началась вторая волна выезда. То есть до этого люди успокоились, понадеялись на Минские соглашения, а теперь снова начали выезжать. Да конечно в Кондрашовке есть военные, стоит блокпост. Но мины почему-то преимущественно попадают по домам мирных жителей. И теперь вопрос: не специально ли они это делают?.. Пришел ко мне на приём дедушка, и задает вопрос: «Когда это все закончится? Нужно с Путиным договариваться». А потом сам подумал и добавляет: «Да как с ним договариваться, он же ненормальный». Люди сами понемногу начинают понимать.

Бидашко: Существует три ветви власти, вот мы и пытаемся восстановить их работу. Нам удалось провести уже заседание районного совета, сейчас пытаемся провести второе. Восстановили почти полностью работу управлений администрации. Но далеко не все чиновники вернулись. Некоторые просто отказываются выходить на свои рабочие места. Например, из 156 милиционеров, у нас сейчас работает только 10.

Я понимаю, все работают в сложных условиях. Вчера или позавчера было обстреляно из крупнокалиберного пулемета управление пенсионного фонда. После обстрела часть службы, которую обстреляли, прекратила работу, а вторая продолжала и выполняла те функции, которые должна. Мы готовы отпускать людей раньше с работы, чтобы они ночью не ходили. Но многие все равно не хотят идти на работу в государственные службы.

— А в чем причина такого нежелания работать в государственных учреждениях?

Золкин: Понимаете, люди запуганы. Дошло до того, что нужен почтальон, а никто не хочет идти. Говорят, что придут ополченцы и расстреляют за то, что «украм» помогали. Ну, вот подумать, какая тут политика. Почтальоны пенсии разносят. Какая разница в Украине, России, Зимбабве. А люди просто боятся физического уничтожения. Я, конечно, не могу упрекать никого, но голова, секретарь, и некоторые депутаты Районного совета сбежал. А теперь мы не можем сессию собрать. Кто-то в Россию сбежал, кто-то еще куда-то. Вот мы приняли решение: все средства, которые у нас был не потрачены, направить на материальною помощь людям. Там сума около 700 тысяч гривен. Думаем нужно же помочь людям там, где можем. Начинаем собирать сессию, чтобы принять это решение. А депутаты не хотят ехать. Некоторые сидят в Луганске и говорят, что боятся ехать, мол, если кто узнает, могут быть проблемы в ЛНР из-за этого.

Понимаете,  многие местные служащие, когда началась вся эта ерунда с «референдумом», вляпались в нее. А когда почувствовали, что маячит им решетка, разбежались кто куда и выглядывали — как оно все повернется.

Бидашко: Ну а, в общем-то, все основные функции исполнительной выполняются. В октябре восстановили электричество, его с лета не было, а это и вода, и отопление. Три недели пока восстанавливали, все учреждения работали на генераторах.

Главная проблема в том, что каждую ночь нас обстреливают. Мины, снаряды и «грады». Каждое утро начинается с того, что мы проверяем, есть ли электроэнергия. То проводка порвана, то опоры повалены. День начинаем с устранения ущерба, который получили за ночь. До обеда занимаемся только восстановлением. Но иногда это бывает сложно, а если повреждение на спорной территории, то еще и опасно. Есть возле Станицы Ольховские дачи, у многих людей есть там домики. У кого в Станице дома разрушены — там и живут. Вот только света там нет. Мы пробовали восстановить. Но боевики наших электриков обстреливают.

Для того чтобы обеспечить зеленый коридор нужно договариваться. Посылаем парламентариев к той стороне. Они соглашаются прекратить огонь. Но как только выезжает ремонтная группа — сразу же начинается минометный обстрел. Всё. Как ты туда второй раз пошлешь электриков? Сейчас мы работаем над проектом по альтернативной подаче электроэнергии, который позволит не зависеть от боевиков. Он уже на утверждении в Киеве, на него нужно около 15 миллионов гривен.

А не кажется ли вам, что это бесполезная работа. Сегодня строим, а завтра все снова разрушено?

Бидашко: Если философствовать, то может и так. Но если посмотреть в глаза людей, то это не бесполезная работа. Представите себе, если завтра мы перестанем работать. Эти люди просто останутся брошенными.

Какие цели боевики выбирают для обстрела?

Бидашко: Больше стреляют по блокпостам. Но последние время все чаще попадают по домам. А когда стреляют «градом», то куда? По жилым районам. Люди прячутся, по подвалам ночуют, уезжают на ночь к родственникам, подальше от Луганска.

Многие местные жители по прежнему обвиняют в обстрелах «украинских карателей». Неужели местное население не видит откуда стреляют?

Золкин: Ну, вот давайте к карте подойдем, я вам покажу всё. Смотрите: последнее время больше всего обстреливается город Счастье. Причем не блокпосты, именно жилые районы и электростанции. Ещё — село Артема, но в самом селе нет ни одного военного.  Село Нижнетеплое, два раза обстреляли, и тоже нет военных. Ну и по тому, как падают ракеты видно, что били с территории, которую захватили боевики… Люди часто не хотят себе признаваться. Некоторые боятся даже говорить, что это «ополченцы». Боятся расправы.

Самое страшное, что среди сепаратистов оказалось слишком много людей посторонних, которые никакого отношения к этой земле не имели. Когда украинская армия наступала, в станице было около шестисот боевиков, из них только пятьдесят — местные. Все остальные пришлые: кубанские казаки, донские, группа осетин, из Антрацита, из Горловки. Когда человек не отсюда — ему все равно куда стрелять. Он лупит по пенсионному фонду. Если бы он жил в поселке, я уверен, — не стрелял бы. Потому, что туда может зайти его бабушка или соседка. А это люди стреляют, которым все равно.

Местное населения меняет свое отношение к боевикам и Украине?

Бидашко: Есть разные степени того, как люди вляпались. Когда мы начинали работать — нам были нужны люди. Мы поставили вопрос так:  если человек как-то косвенно поддерживал сепаратистов — на референдум ходил, или еще как сочувствовал, — мы предложили не обращать на это внимание. На тот момент нужно было налаживать жизнь в поселке и работу всех учреждений. А там уже есть правоохранительные органы, это они должны решать, кого задерживать, а кого нет. Знаете, после того, как мы начали работать, настроения у этих людей начали меняться. Когда начали выплачивать зарплаты, пенсии. Появляется понимание, что люди не забыты, что их не кинули. Хотя настроения бывают разные.

Золкин: Я бы был более осторожным в оценках. Когда все начиналось, люди думали, что оно все пройдет просто, как в Крыму. И сразу пенсии станут в два раза больше, зарплаты больше. А еще эта тема с экономическими отношениями с Россией. И сколько им не пытались объяснить, что все это не так просто, никто не слышал. Все же думали, что сразу после референдума 11 мая, 18-го будет референдум про вхождение в состав России. Но сейчас, когда стало ясно, к чему привели эти референдумы, люди просто жалеют, что во всё это ввязались. Нельзя сказать, что люди полюбили Украину, но очень жалеют, что заварили эту кашу.

А с боевиками пробовали договориться до того, как начались боевые действия?

Золкин: Среди боевиков есть много разных группировок, в том числе и казачество. Вот с ними в начале мая пробовали договориться. По инициативе начальника УВД Науменко провели встречу. Пока сидели в кабинетах, все взрослые люди, все всё понимали. Вроде договорились, что оружие в сторону, что решаем проблемы вместе.Но потом Рубан, это атаман областной, почесал затылок, и сказал: «Да нет, наверное. Наверное, мы не будем так поступать», — тогда даже казаки, которые были на встрече, удивились. Договорились же! А он говорит, что подумал, и, мол, решил, что идти нам разными дорогами. Вот и все, как тут говорить? С точки зрения логики, вообще ничего не понятно.

Что сделать, чтобы остановить кровопролитие?

Бидашко: Нас бомбят почти каждую ночь. Люди едут в Луганск к родным, чтобы выспаться. То есть тут они не могут спать из-за бомбежек, а там могут. Наверно, украинская армия просто не стреляет по городу. Нам нужно прекратить воевать. Но тут такая ситуация, одну из сторон конфликта подогревают, и мы знаем, кто это делает.

Золкин: Во-первых, очень хотелось бы, чтобы перестало страдать мирное население. Чтобы их просто перестали постоянно «утюжить» из «градов» и минометов. Во-вторых, я уже не хочу, чтобы кто-то кого-то завоевывал или освобождал. Хотят люди в Луганске пожить в ЛНР, пускай поживут годик, второй. И пускай сравнивают, как им в Украине жилось и как в ЛНР. Мне кажется, силой сейчас ничего не изменить, можно территории захватить, но не умы и не сердца. Пускай поживут. И у нас будет возможность здесь все восстановить. Только пускай нам не мешают. И потом время покажет.

Единственное, я не преувеличиваю роль личности, но влияние человека на историю еще не отменили. Один ненормальный человек сделал так, что русские и украинцы начали ненавидеть друг друга. Я вот не понимаю, как так люди в России видят, что происходит и молчат. У нас был случай, семье, что живет возле границы, позвонили родственники из России и говорят, что в их сторону «грады» разворачиваются. Только это и спасло, спрятаться успели, а дом разрушен. Если бы в России тоже начали задавать вопросы своей власти, и спрашивали ее, зачем они посылают свою армию на Украину, все бы проще решалось.

Антон Голобородько специально для Informator.lg.ua