Найти позицию части 13-го батальона территориальной обороны было крайне сложно. Когда приехали к ним, было уже темно.
— Лучше вам тут не оставаться, — говорит командир взвода, — как только темнеет, начинаются обстрелы.
Но мы настаиваем.
— Ну ладно, Виталик, покажи им свободный блиндаж. Завтра утром уже будем говорить.
Тут все намного проще, чем в прифронтовой зоне. Там офицеры отговаривают, запрещают, дают приказы на посты, чтобы не пропускали. Здесь только предупреждают. Если понимаешь риски, пожалуйста, оставайся, только не мешай. Виталик в эту ночь дежурит, проводит нас сначала к своему посту, где мы поближе знакомимся. Он помогает нам спрятать машину. Молодой парень, 22 года, уже успел отслужить в армии и снова призвался, теперь на настоящую войну.
— Служил я во внутренних войсках в 2012, нас тогда как раз к Евро готовили, как с большой толпой работать, — объясняет Виталик. — А когда был Майдан, уже я рассказывал самообороне, как с ментами бороться. Думал, уже свое отслужил, можно жить свободно. А тут вторая повестка, ну я и пошел. Кому бы сказал пару лет назад, не поверили бы. Я в армию не хотел идти, потом пошел сам, а тут война и тоже сам пошел.
В этом батальоне нет позывных, Виталика зовут просто Виталик, ну если бой — то ПКМщик. ПКМ — это его оружие. Пулемет весит около 15 кг. Но парень с ним не расстается.
— Вспышка на 10 часов, — передают по рации.
— Так, ребята, это может быть серьезно, — беззаботная улыбка Виталика сменяется тревогой, — за мной, будем вам искать блиндаж.
Мы быстро, невзирая на полную темноту, перемещаемся вдоль позиций, цепляясь ногами за какие-то вещи, сейчас это неважно. Нас заводят во временное укрытие, а в это время ищут что-то понадежнее. Что-то понадежнее — это блиндаж побольше и с большим количеством земли, насыпаной сверху на деревянные колоды, которыми перекрывают яму. Через пару минут такой найден.
— Огонь на «десять часов» самый опасный, — Виталик показывает рукой в сторону поля, за ним – Россия. — Пару дней назад стреляли именно оттуда, тогда одного из наших убили. Молодой парень, как и мне 22 года. Главное, ведь все понимают, кто и откуда стреляет. Мы бы ответили, но нельзя.
На горизонте еще одна вспышка, все забегаем в блиндаж. Каждый про себя считает: «5, 10, 15,… 30 секунд». Не по нам, где-то вдалеке слышен глухой взрыв. На часах 21:11, а как говорят бойцы, стрелять перестают в 4 утра. Что делать, остается ждать в это время, все бойцы подразделения сидят в окопах и ждут. Выходить опасно. Погибший парень вышел. Зачем он это сделал, так никто толком и не понял. Те, кто были ближе, объясняют, что кроме артиллерии из России, били минометы из зеленки неподалеку, террористы готовили прорыв. Он побежал к ДШК (пулемет) и открыл в ту сторону огонь. Именно это их и остановило. Может так и было. Но теперь о причинах его действий уже никто не узнает. Осколок от снаряда попал в голову. Воспользовавшись затишьем, выходим на улицу. В блиндаже пыльно и сыро. А на улице очень красивое звездное небо и пока еще очень тепло.
— Смотрите — один, два, три, — тыкая пальцем по небу, считает Николай, напарник Виталика, — это беспилотники летают, все, что на земле снимают. Большая просьба — никакого света не включать.
Мы всматриваемся в те места, куда показали, и действительно замечаем три мигающих точки, они медленно плывут по небу. Такие мигающие глаза врага. А вдалеке слышны глухие взрывы. Не всегда ясно — бьют по нашим или наши. Спустя неделю привыкаешь к постоянным далеким взрывам и просто перестаешь обращать на них внимание. Слышно, как застрекотал автомат, совсем близко, следом глухие взрывы.
— Это пограничники, — объясняет Николай, — они вообще перед самой границей, им особенно тяжело. Но если бьют по ним, следующие обычно мы.
На горизонте новая вспышка и мы опять прячемся в блиндаж.
— Раньше прям к границе подходили или даже переходили ее и из минометов били, звук выстрела не слышно, только свист. Есть секунды три, чтобы спрятаться. Потом начали бить издалека «градами». Страшно, их даже не слышно, ракеты так вот приземляются, — парень показывает рукой мягкое приземление ракеты, — а потом мощный взрыв. Но ночью видно, как огненный поток к нам идет. Недавно по нам семь полных залпов по 40 ракет отработали, повезло, все живы. Но самое страшное САУшки (САУ — Самоходная артиллерийская установка) — увидел вспышку, а снаряд уже здесь. Хлопок от выстрела долетает чуть раньше снаряда. Снаряды по-разному взрываются, бывают те, что детонируют от касания об землю. От таких можно в блиндаже спрятаться. Но если взрыватель на снаряде подкрутить, то после паденияя будет задержка. Снаряд уйдет в глубь и там взорвется. От такого блиндаж не спасет. Снаряди тяжелые, перекрытие пробивают и взрываются уже в середине. Поэтому мы на блиндажи побольше земли и сыплем, может спасет.
Дальше сидим в блиндаже. Ждем. Чего ждем? Утра или снаряда. Впечатление, что это русская рулетка, попадет в блиндаж или нет. Только вот курок спускает кто-то за государственной границей и он точно хочет попасть в цель. Все пытаются шутить, рассказывать истории из жизни, анекдоты. Но когда выстрел слышно особенно громко, все затихают и ждут. Даже от казалось бы далеких взрывов со стен и крыши нашего блиндажа сыпется земля. Около часа ночи небольшое затишье, к тому времени все уже улеглись поудобнее, укутались во все, что можно. Дежурные ушли на пост, а мы понемногу уснули. Под утро в блиндаж заходит Виталик и аккуратно укрывает нас пледом, здесь такие вещи в дефиците. Сам парень ложится спать ближе к выходу из укрытия, накрывшись бушлатом. Ложится на голую землю, плащ-палатку тоже постелил нам. От такой заботы становится как-то стыдно, что навязались. Сегодня повезло — ночь прошла спокойно, то есть по нам не стреляли, а вот по соседям прошлись хорошо.
Утром улыбающиеся бойцы, даже те, кого мы еще не видели, спрашивали одно и тоже:«Ну как вам?». А что тут скажешь — страшно. А ведь ночь была тихой. Дальше обычный день: завтрак, обед, ужин. Несмотря на то, что День Независимости, все занимаются своими делами. Кто-то укрепляет блиндаж, чистит оружие, стоит в наряде, готовит еду. Другие разгадывают кроссворды, да просто сидят, курят. Для противника наш День Независимости — это не празник. Да и для многих бойцов, откровенно говоря, тоже. Они здесь уже больше, чем полтора месяца, и это только на этой позиции. Ни продвижений, ни перемещений.
Нас накормили завтраком: суп, хлеб, сало. Обычная еда, но очень вкусная, по особенному вкусная. Может бойцам она уже и приелась, но после ночи сплошного стресса, это чуть ли не самое вкусное, что есть в мире. Неподалеку от кухни сидит группа бойцов, один из них играет на гитаре: песни группы «Кино» вперемешку с военными песнями, преимущественно афганскими. Леша играет очень хорошо, не просто три аккорда, знает ноты.
— Я в музыкальной школе учился, — рассказывает он, — правда, потом не продолжил, а жаль, был молодой, было лень.
Он играет еще одну песню про воина-афганца, а потом останавливается.
— Когда я во дворе играл эту песню, меня сосед обещал придушить, он сам воевал в той войне. Сейчас понимаю, он не хотел вспоминать.
У Леши под глазами синяки, когда его спросили откуда, без колебаний ответил:
— Учился драться, — и улыбнулся. — Нет, не подумайте, здесь нет дедовщины, конечно, бывают мелкие ссоры, но до драк не доходит. А я действительно учился драться. Я ж на войне, может и пригодится.
До того, как мы приехали сюда, уже пришлось побывать на многих позициях украинских военных. Но всегда в разговорах было что-то недосказано. Сейчас может к нам привыкли, а может после проведенной ночи в блиндаже приняли за своих. Но разговоры стали откровенней. Тут каждому есть, что рассказать, каждый может стать героем целой книги. Как попали в засаду, как ходили в атаку, как отбивали наступление. У всех уже есть богатый опыт войны, хотя никто ее не хотел. А еще с особой нежностью говорят о доме, о детях, у кого есть. О женах, родителях, родных городах. Почти все из Чернигова и области. Один из бойцов ходит с голым торсом, не одевая ни каску, ни бронежилет. «Вот моя защита», — отвечая на вопрос, почему так, достает из кармана затертые, много раз сложенные и заново раскрытые бумажки, на них детские рисунки: синее небо, «мама, папа, я».
— Это моя доченька прислала, они лучше любой брони берегут.
В последнее время здесь все без перемен: окопы, бомбежки.
— Понимаете, просто Первая Мировая война какая-то, окопные бои, — жалуется один из бойцов противотанкового артиллерийского расчета. — Мы просто сидим тут, делать нечего, а по нам артиллерия из России лупит ночами. Вот видите, наш тягач уничтожили на прошлой неделе, хорошо, хоть в блиндаже сидели. Так бы осколки всех и положили. В тягач не было прямого попадания, воронка от снаряда рядом, но этого было достаточно, чтобы он загорелся, горел долго, деревья вокруг тоже выгорели. До сих пор возле него стоит запах гари. Под машиной блестящие лужи из застывшего металла. Плавился свинец в аккумуляторе. Таких можно найти много на позициях. Вокруг выжженные трава и деревья, а на месте где стояла техника только твердые лужицы.
— Да, днем тоже бывает, лупят, — продолжает его товарищ. — Днем еще хуже, даже вспышки не видно. Даже не прячемся, если прятаться, то тогда нужно постоянно в этом погребе сидеть.
Артиллеристы очень интересуются новостями, ждут встречи Порошенко с Путиным, хотя сами же и не верят в ее успехи. Патриотизм здесь совсем по другому выглядит, чем в мирное время, и хоть солдаты и говорят, что они перестали быть патриотами, что их кинули, что их обманули и обманом завезли сюда. Потом добавляют, что сами в военкомат пошли, нужно было просто не врать, они бы поехали и сами воевать, все понимали, что надо. Они все ждут приказа на демобилизацию, все хотят домой. Ругают генералов, ругают коррупционеров. Но в России жить не хотят. И твердо знают, что свою страну мы построим сами. Прощались с каким-то ощущением предательства, мы уезжаем в город, где теплая вода и мягкая постель. А они — такие же как мы люди, ничем не хуже нас, остаются под постоянным обстрелом, остаются ждать. Ждать снаряда или конца войны.
Антон Голобородько для Informatorа
