Как говорили мудрые китайцы: не дай вам бог жить в эпоху перемен. Сложно вспомнить более переломный момент в истории Украины, чем последние полгода. Поломаны судьбы, надежды и мечты. Разрушены города и семьи. Россия и Украина окончательно, и видимо — очень надолго, стали врагами. А я потерял друга. Потерял во всех смыслах. Он был честным и храбрым, надежным и веселым. Офицер российской армии. Как оказалось, армии нашего главного врага.

Началась эта история в далеком 1989 году. Я не поступил в институт, работал на заводе, пил с мужиками водку в обед и слушал Цоя и «Металлику». В свободное от этих занятий время успел с рюкзаком и спальником побывать на Урале, Кавказе и Кольском полуострове. Более приветливых людей, чем жители горных сел Абхазии и Карачаево-Черкесии я не видел до сих пор. Советский Союз еще не собирался разваливаться, но в Нагорном Карабахе и других южных регионах градус напряжённости повысился. Мы смотрели три телеканала, пили пиво по 52 коп/литр и занимались «гласностью» про Горбачева с его «перестройками», сидя на кухне. Мне было твердые 18, и военкомат решительно напомнил о моем гражданско-патриотическом долге. В Афганистане уже не воевали, а потому родители с легким сердцем и тяжелым рюкзаком провожали меня изрядно пьяного на ЖД вокзале.

Служить мне выпало в Полтавской «учебке» войск связи. Азбуку Морзе я выучил еще до армии — в ДОСААФе, отец в 12 лет научил держать паяльник, так что близкое знакомство с суровыми армейскими буднями прошло более-менее удачно. Я починил сержанту кассетный плеер «SONY», помог прапору наладить пульт с АДКМ в учебном классе, прибавлял плюсы к карме, не тупил и не ныл. Сдав норматив по «приему-передаче» на 1 разряд, по личному распоряжению командира части еще сопливым духом стал регулярно ходить в увольнительные, есть «на воле» пачками печенье «Чебурашка» с повидлом и охмурять ветреных трикотажниц из соседнего ПТУ.

Время шло, дембель необратимо приближался, и спустя полгода, меня, как отличника «боевой и политической» заслали в далекий Серпухов. Городок маленький и скучный, от Москвы 80 км, кругом болота и секретные аэродромы. Часть наша находилась в километрах 10 от самого города, в огромном заповеднике «Русский лес». Никаких тебе трикотажниц и другого романтического досуга. Болотная вода сочилась из всех щелей в асфальте, летом на плацу был вонючий фонтан, а зимой — ледяной каток.

Часть наша была не секретная, а прям вообще пипец какая секретная – узел связи Генштаба ВС СССР «Селигер». Представьте себе огромное многоэтажное здание со столовыми и казармами, только все этажи и коммуникации глубоко под землей. Настоящий противоядерный бункер со всем жизнеобеспечением. Чтобы представить масштабы пафоса, приведу пару примеров. Именно наш узел контролировал связь и полет самолета Горбачева и других «шишек» бывшего СССР. Когда стартовала «Буря в пустыне», мы были подняты по тревоге и 2 суток сидели на боевом дежурстве, принимая нескончаемые радиограммы. Отдельно еще был узел космической связи, но я, слава богу, туда не попал. Еще я видел там огромный бесконечный коридор, по слухам, доходивший под землей до московского метро.

В части служило около трехсот солдат, на которых приходилось двести прапорщиков и семьдесят офицеров. Строжайшая дисциплина, боевое дежурство, «уставняк» и прочая тягомотина.

Подавляющее большинство срочников – парни из Липецкой области. Из Украины нас было всего пять человек, и человек двадцать — выходцев из солнечного Таджикистана. Пацаны из Липецка, Ельца и Грязей прикольно «окали» и говорили с характерным акцентом, так что через месяц такой же акцент появился и у меня. После дембеля я еще полгода не мог от него избавиться, чем вызывал насмешки друзей и бывших одноклассников.

Ну, так вот, служил со мной простой елецкий парень Сергей «Тимоха» Тимченко. Мы крепко подружились, вместе ходили в наряды и «самоходы». Вместе упоролись местным самогоном и потом сидели на окружной гаупвахте, там же познакомились с молодыми медсестрами, но об этом в другой раз.

Служба — не мед, но все плохое быстро забывается. Служили – не тужили, время шло, мы набирались опыта и армейской смекалки. Какой-то генерал в Генштабе решил, что им срочно нужен спецотряд «связистов-ниндзя», нас с Тимохой и еще человек 15 увезли на базу в Ступино. Мы плотно учили основы рукопашного боя, прыгали с парашютами, пили воду из болотца, жрали грибы и ягоды, бегали 5 км в противогазах.

И вот однажды утром поднимают нас по тревоге, сажают сонных и тепленьких в большой армейский самолет. Летели долго, и я до сих пор точно не знаю, что это был за город. Судя по всему, действия разворачивались в Прибалтике. Мочить врага саперными лопатками не пришлось. Мы сидели в кунге и контролировали переговоры в эфире. Курить и «отлить» выпускали очень редко, потому что по кунгу фигачили из автомата (мы потом насчитали более 100 отверстий). В какой-то момент пуля пробила толстый слой свинца, серебра, пенопласта и жести, попала в передатчик, раскидала кучу железяк и стекла и осталась там навсегда.

Паники не было, включили резервный передатчик и продолжали дежурить. Я не ощущал никакой боли и ничего не чувствовал, пока Тимоха не заметил, что у меня из рукава капает тонкой струйкой кровь. Рана оказалась не серьезной, на вид просто царапина, мне наложили жгут, намазали зеленкой и замотали бинтом. Через несколько часов нас увезли на аэродром, погрузили в самолет и доставили обратно в Ступино.

У меня кружилась голова, подташнивало и поднялась температура. Тимоха чуть ли не на руках приволок меня в санчасть, где санитарных дел майор обнаружил у меня в руке кусок железяки. Он бахнул 100 грамм, сказал: «Николай, не сцы, не больно», — и пинцетом достал из раны маленький обломок от передатчика. До сих пор на правой руке есть небольшой шрам.

Потом очень сложными путями нас с Серегой занесло на Кубу, где мы пару месяцев демонтировали военную часть, бывший передающий центр. Об этой поездке можно написать отдельную книгу, но лафа кончилась, и нас снова отправили в Серпухов «под землю».

После армии мы виделись один раз в Москве. Тимоха звал на свадьбу дружком, но в Елец я так и не попал. Мы много переписывались, но со временем таки потеряли друг друга из виду. И вот лет шесть назад он каким-то чудом нашел меня в социальных сетях. Мы созвонились в «скайпе» и два часа пили водку, чокаясь об монитор.

Как оказалось, в отличие от меня, унылого цивила, Тимоха пошел служить в милицию, побывал в Чечне и на Балканах, дослужился до майора и уже сидит дома на пенсии. Жрет тещины блины, растит двух милых дочек и подрабатывает охранником в банке.

И все бы ничего, мы частенько общались через интернет, и у нас было полное взаимопонимание. Но тут случился прошлогодний Майдан…

Я до сих пор не пойму, что там щелкнуло у него в голове. Столько про «хунту» и «красно-черную Украину» я не слышал даже по каналу «Лайфньюс». Мы сначала спорили, потом швырялись вэбками, орали, доказывали. Несколько раз звонила его старшая дочь, просила не обращать внимания. Вот она, Марина, совершенно адекватная жительница города Елец. В свои 20 лет отлично понимает, что творится в России, и почему Путин – х$#&ло.

С Тимохой я общаться перестал, потому что спорить и ругаться уже не было сил. Пару месяцев назад Марина написала, что папа уехал спасать русских на Донбасс. И больше от него никаких новостей… До сих пор…

Я все еще надеюсь, что ты, братское чувырло, не успел наделать бед и взять грех на душу. Я не знаю, где ты и что с тобой, но очень прошу: езжай домой. Жри блины, выдавай Марину замуж. В Ельце тебя очень ждут. Тут и без тебя разберутся.

Я очень надеюсь, что ты жив и на твоих руках нет крови украинских пацанов. Пройдет время, и мы поймем, кто был прав, кто виноват. Только боюсь, ты этой правде не обрадуешься. Если вообще успеешь ее узнать…

 Николай Панакотов для Informator.lg.ua