За Счастьем, со стороны Луганска, течет река Северский Донец. А сразу за ней — последний украинский блокпост. Здесь с начала сентября стоят бойцы 92-ой бригады из Харьковской области. А чуть дальше — на «змеиной горе» (памятник князю Игорю — ред.) — позиции боевиков, откуда регулярно ведутся обстрелы Станицы Луганской. На передовом блокпосту побывал корреспондент Informator`a.

Дорога, по которой мы едем, — раньше оживленная магистраль, — сейчас пустая, разбитая постоянными бомбежками и перекрыта в множестве мест блокпостами и бетонными блоками. Тут ездят только военные, волонтеры и журналисты как мы.

На блокпосту, в городе Счастье — перед выездом в сторону реки — милиционеры проводят инструктаж, объясняют, как доехать, и просят быть осторожными: ехать меньше десяти минут, но дорога хорошо простреливается с позиций боевиков — они находятся на возвышенности в посёлке Весёлая гора.

Мост, соединяющий оба берега реки, в множестве мест поврежден снарядами и минами – это последствия обстрелов боевиками. Этот мост – единственная переправа через Северский Донец в радиусе 30 км. С него вдалеке видны дымящиеся трубы Луганской ТЭС в городе Счастье. Военные считают, что именно электростанция — основная цель боевиков. Поэтому город так и обстреливают.

Сразу же за мостом нас встречают приветливые бойцы, которые сразу предлагают нам чаю. Показывают, как они живут, проводят на кухню — небольшое сооружение из досок, обитое полиэтиленовой пленкой. Внутри стоит стол и самодельная печка на дровах. Сейчас как раз готовят обед.

— Руслан у нас просто золотой повар. Он и блинчики жарит, и вареники лепит, – представляют нам повара. – Хочется обратиться к девушке Руслана: береги его, золотые руки!

Про жизнь на передовой нам рассказывает Владимир, позывной «Снегирь». Он показывает позиции военных, которые раскинулись в лесу с обеих сторон от дороги. Просит не фотографировать общих планов, чтобы не выдать противнику оборонительные сооружения. В тоже время — не против дать интервью на камеру: «Мне бояться нечего…».

Когда вы стали на эту позиции — обустраивались с нуля сами?

— До нас здесь была 80-ая бригада. Когда мы сюда прибыли в начале сентября, они тут стояли около недели, из все их позиции – это несколько окопов возле моста. Говорили, шаг влево, шаг вправо — везде растяжки. Снайперы боевиков в маскхалатах почти на наши позиции тогда заходили. Мы потихоньку, шаг за шагом все разведывали. Все, что здесь есть — это уже мы строили, линию обороны увеличили. Сделали все, чтобы удержать мост.

Далеко отсюда находятся позиции боевиков?

— На Веселой горе один блокпост стоит. И основные силы за рекой стоят. Говорят, что там очень серьёзные позиции, там много техники, танки. Но у нас сейчас перемирие. До этого они нам днем даже на мост не давали выйти, постоянно обстреливали. У них был приказ: любую технику, которая появляется на мосту уничтожать. Хотели нас взять измором, чтобы мы не могли передать на этот берег реки никакого продовольствия. Приходилось по реке переправлять.

Как вы добились этого перемирия, с кем именно договаривались?

— Напротив нас чеченцы стоят, командир у них с позывным «Орел». В октябре, был случай: они на нас напали, а когда нападение было отбито, они обратились к нам по рации с просьбой забрать своих убитых и раненых. Мы разрешили. С тех пор пообещали, что первыми открывать огонь по нам не будут. Сами чеченцы воевать не хотят, они говорят, ехали сюда бороться с фашистами. Но здесь поняли, что нет среди нас никаких фашистов. Пришли к нам на переговоры, говорят: «Вы воюете за свою землю, как мы воевали за свою». Хотят домой, но обратно им дороги нет, их просто не пропустят.

 Они держат свое слово?

— Чеченцы-то свое слово держат, но за ними стоит «Дон». Кто они там? Батальон, по-моему, ростовские ребята. Те мериться не хотят, даже наоборот — давят на чеченцев, чтобы они вели огонь по нам. Этот «Дон» становится прямо за чеченцами, и открывает артиллерийский огонь по нам, по городу. Таким образом, нас провоцируют — хотят, чтобы мы по чеченцам стреляли. Знаю, что чеченцы и этот «Дон» между собой воюют. Мы их рации слушаем. Чеченцы об этом знают, по этой волне мы и переговоры наладили. Вот по их переговорам и поняли, что на них русские нападали.

А до того, как вы с чеченцами договорились, вас часто обстреливали?

— Да, достаточно. У них там хватит силы, чтобы нас просто стереть с земли. Один раз был обстрел — более сотни снарядов упало на нас. Только на мосту насчитал 16 попаданий, а по лесу вообще кругом осколки разбросаны были. Но, слава Богу, за тот период всего лишь один шальной осколок залетел в блиндаж, парнишка получил легкое ранение. А так — за весь период — погибло два наших командира. Почти сразу, как прибыли на эту позицию, они обход делали — растяжки искали и одну не заметили. Еще вот недавно, тоже трое бойцов попали на вражескую растяжку. Двое погибли сразу, один в больнице. Среди бойцов ходят слухи, что наше высшее руководство не хочет их семьям компенсации выдавать. Хотят приписать, что погибли по неосторожности. Людей уже не вернешь, но хотя бы какую-то помощь детям нужно дать. Вот так мы и живем, держимся, отступать не собираемся. В городе Счастье мы так и пообещали. Больше того, мы хотим свои земли вернуть, чтобы их не топтали ноги чужих солдат. Все понимают, что лучше жить, так как жили, так как живет Харьков, Полтава. Ведь когда приходят военные — вся жизнь переворачивается.

92-ая бригада из Харькова. Ситуация там — бойцов не настораживает?

У нас тут люди из Полтавы, Харькова, Сум. Мы понимаем, что тут до наших домов — 200 километров. Мы вооружены и очень опасны (улыбается). Если там начнутся какие-то проблемы, мы там быстро порядок наведем. А изменения должны быть только к лучшему. Коррупционеров нужно убирать из власти. Ментовскую систему нужно менять… А их по-другому и не назовешь, как «менты»… Люди идут работать в милицию, чтобы взятки брать, а не порядок охранять. Там просто вся система гнилая.

Волонтеры к вам приезжают?

Да. Огромное им спасибо за это. Есть женщина Галина из Старобельского района. Каждую неделю привозит кусочек домашнего уюта. То пирожки, то консервация, то борщ. Они там всем селом скидываются, кто что может. Еще волонтеры из Харькова приезжают, жена одного из наших военных организовывает сбор и доставку помощи. Они и генераторы привезли, и примусы, и все что нужно. Даже в Счастье есть люди, которые помогают нам. Хотя большинство местных думают, что это мы обстреливаем их город. И не докажешь, что мы не будем в своих стрелять, ведь в голоде кроме мирного населения, много украинских военных. Но когда начинаешь объяснять — только расстраиваешься. И даже в дискуссии вступать не хочется.

Есть ли смысл бороться за таких людей?

Да, есть. Им нужно показать лучшую жизнь. Они не верят, что можно что-то изменить. Думают, как было при Яныке, так и будет. Даже среди проукраинских активистов мало кто верит в перемены. А я верю. Верю, что можно побороть коррупцию, и построить страну, которой можно гордиться. Я поначалу не верил в Майдан, но потом пообщался с майдановцами и благодарен им за то, что они пробудили во многих людях дух свободы…

Когда уезжаем с блокпоста, начинает идти снег, на улице очень холодно. Но военных это не огорчает. Провожая нас, они шутят, по их настроению и не скажешь, что они находятся на самом переднем краю украинской обороны. В то же время, несмотря на их шутливое настроение, не возникает ни малейшего сомнения в том, что они удержат мост, что бы не произошло.

Антон Голобородько для Informator.lg.ua