Павел Пененжек – один из немногих польских журналистов, работающих в зоне АТО. Учась на украинской филологии, он писал для польской аудитории о нашей политике и, по собственному признанию, никогда бы не подумал, что придется ехать на войну. Informator.lg.ua решил узнать, как видится война в Донбассе глазами иностранца.
Почему ты решил изучать Украину?
Это вышло случайно. Я подумал: «У меня есть время, не понравится, поменяю факультет. Мне понравилось. Я считаю, это счастливый случай.
Какие твои впечатления о войне?
Я всегда ненавидел все связанное с войной и никогда ей не интересовался, а теперь я почти эксперт по всяким бронежилетам, БМП, БТР. Все, что плохого я думал о войне, нашло свое подтверждение. Война это ужас.
Что тебя поразило больше всего?
Во-первых, жертвы среди мирных людей. Я был на месте крушения Боинга через день после падения. Глядя на огромное количество трупов, трудно осознать, что эти люди вообще не имели отношения к тому, что здесь происходит, а просто летели отдохнуть на выходные или возвращались домой. Если зазеваешься — можно было наступить на часть человеческого тела. Там были представители ОБСЕ, которые не знали, что им делать, и какие-то эксперты из Донецка. Что это за эксперты — никто не знал, они тоже ничего не понимали. По-моему, это были студенты, которым сказали, что они будут экспертами. Сепаратисты собрали весь алкоголь из дьюти-фри и выставили его на видное место, чтобы показать, что они ничего не украли. И не было никаких условий для проведения нормального следствия.
Как ополченцы реагировали на то, что ты поляк?
Там ходит очень много смешных мифов о поляках, они часто говорят про польских наемников. Я приехал в Донецк в начале апреля и первое, что услышал – что с ополченцами воюет НАТО и польская армия. Когда в Новоазовске появились российские танки, мне сказали, что сепаратисты сбили польский СУ-25, хотя у нас нет на вооружении СУ-25. Просто люди, которые приезжают из России, слыша украинскую речь, особенно с галицким акцентом, не могут отличить ее от польского языка. Раньше говорили, что польская артиллерия обстреливает Славянск, а теперь говорят, что в Донецком аэропорту почти одни поляки. Еще говорят, что там арабы, американцы и африканцы. Сепаратисты не любят Польшу. Как мне рассказали под Славянском: мы им враги потому, что мы дружим не с теми, с кем нужно.
У тебя не было из-за этого проблем?
Не скажу, что мне угрожала какая-то опасность. В основном было просто неприятно. Часто более агрессивны обычные люди, которые поддерживают «ДНР». На «день флага ДНР» я достал микрофон Польского радио и сразу услышал в свой адрес: «Предатель, предатель». Когда закончил брать комментарий, возле меня уже стояло пять милиционеров. Там они называются полицией, как в России. Женщина, которая кричала на меня, позвала их, но у меня есть все ДНРовские аккредитации. Когда я сделал аккредитацию, за моими статьями в интернете стал следить польский неофашист, якобы военный корреспондент. Многие польские ультраправые придерживаются пророссийских взглядов. Потом я прочел на одном польском националистическом сайте про себя: «пропагандист евромайдана достал аккредитацию народной власти ДНР».
А с нашими ты нормально ладил?
С украинскими солдатами не было никаких проблем. Только один раз на блокпосту украинские военные увидели в фотоаппарате моего коллеги снимок Бородая – они сразу передернули затворы автоматов, окружили машину. Мы объяснили им, что это наша работа. Потом они извинились. В основном достаточно было показать польский паспорт.
Как-то на сепаратистском блокпосту польского орла на моем паспорте перепутали с двухглавым российским: «А, российская пресса, проезжайте!», – даже досматривать не стали.
А с «верхушкой» сепаратистов ты общался?
Да, с Плотницким. Он показался мне православным фундаменталистом. Столько про Бога и Христа, за девять минут которые длилось интервью, я еще не слышал. Никогда не брал интервью у священников, но я думаю, даже они не говорят так много о Боге, как Плотницкий. Я пытался пообщаться с Гиви, но когда он услышал, что я поляк, то бросил трубку.
Ты наблюдал за «выборами» в «ДНР». Как они проходили?
Я был на оборудованном в спортзале школы «избирательном участке» в Макеевке, там почти не было места. Стояла огромная толпа. Но когда я посчитал сколько было избирательных участков на украинских выборах в Раду и на этих, вышло в три-четыре раза меньше. То есть они сделали мало участков, чтобы создать большие очереди для телевизионной картинки. Еще было много людей, которые голосуют «потому что надо». Они говорили, что, если бы украинская власть проводила выборы — они тоже пошли бы голосовать. Женщина в Марьинке на границе фронта, в канун украинских парламентских выборов говорила мне: «Я не знаю, на какие выборы мне идти, никто не приходил и не объяснял — на какие выборы надо идти, а на какие нет». Вот эта черта людей с Донбасса меня поражает. Им все равно.
Ты с апреля работал в АТО. Как менялось общественное мнение, поддержка сепаратистов?
Очень много людей устало от всего и просто хочет, чтобы война закончилась. Таких много и на украинской стороне. «Нам все равно, кто обеспечит спокойствие, главное, чтобы было спокойно», – говорят они. На территории сепаратистов, естественно, охотнее всего с журналистами общаются те, кто поддерживает «ДНР» и «ЛНР». Даже нейтрально настроенные люди стараются не говорить с журналистами.
Как в Польше обычные люди относятся к этому конфликту?
Сейчас ко всему этому очень сильно упал интерес. Конфликт перестали показывать в СМИ. В Польше, как и в Украине, большая часть населения смотрит ТВ. Этот конфликт тяжело понять, это не Майдан, где все происходило в столице на ограниченной территории. Часто мне уже украинцы говорят, что они не понимают, что происходит. Все СМИ экономят и не отправляют журналистов на восток Украины. Фактически там работал только я и еще один мой коллега. И то это только за счет того, что мы не ставим целью заработать деньги на этой работе. Польша очень хорошо может говорить, что она «адвокат Украины», но она пока даже достаточное количество журналистов не прислала.
На твой взгляд, есть что-то, что мы, украинцы, не понимаем про этот конфликт или делаем неправильно?
Я против того, что бы называть их террористами. Называя человека террористом, ты уже ограничиваешь возможность диалога с ним, который нужен будет, чтобы эту ситуацию разрешить. Я согласен, что сложно было бы говорить с кем-то типа Гиркина, но там есть много людей, которых можно «отвоевать» у ДНР в рамках дискуссии. Да, это сложно, тем более, что украинские СМИ очень быстро дискредитировали себя, начали заниматься контр-пропагандой и очень много людей перестали их смотреть. Но многим людям там просто наврали и они в это вранье поверили – это еще не причина, чтобы их проклинать.
Денис Мацола для Informator.lg.ua