Боец батальона «Айдар» с позывным Историк, — в недавнем прошлом преподаватель одного из крымских вузов, «левый» интеллектуал, поклонник работ Сартра и Фуко, — сейчас проходит службу на самой передней линии фронта. Приехав ненадолго в тыл, на побывку, он рассказал Informator.lg.ua о своей жизни в Крыму до оккупации, и о том, как ему служится плечом к плечу с бойцами правых, националистических убеждений.

Расскажи, чем ты занимался до оккупации Крыма?

Уже около семи лет я занимаюсь различной общественной деятельностью. Я левый активист. Пришел к левым идеям через, стыдно сказать, комсомол КПУ. Но впоследствии быстро отошел от этой организации. Вместе со своими единомышленниками мы помогали рабочим организовывать забастовки. Создавали независимый студенческий профсоюз. Боролись с незаконными застройками. Пытались препятствовать коммерциализации образования. Устраивали марши, пикеты, информационные кампании, самообразовательные проекты, киноклуб и тому подобное.

Почему именно левая идеология?

Меня, мягко говоря, не удовлетворяло то, что я видел вокруг себя. Мы живем в очень несовершенном обществе. Я начал искать ответы на вопросы, в чем причина бедности, невежества, разрухи, предрассудков, войн? Есть «левые» ответы на эти вопросы. Мне они кажутся наиболее комплексными, «зрящими в корень» проблемы. Для меня социалистические ценности это не тоталитарный «совок»,  а солидарность, самоуправление рабочих коллективов и территориальных громад, прямая демократия, то, чем был Майдан.

Твои взгляды повлияли на твое решение пойти на фронт?

Да, определенно. Россия сейчас — это один из оплотов реакции, страна, препятствующая общественному прогрессу на постсоветском пространстве, страна, поддерживающая коррумпированные, олигархические, авторитарные режимы бывшего «совка». Развитие стран СНГ невозможно без революционных изменений в России. Там — на востоке — мы имеем дело с внешней империалистической агрессией, цель которой – отвлечь народ России от революции в самой России и подавить Майдан здесь, в Украине. Именно поэтому борьба, которую мы ведем — это борьба, в том числе, и за революцию в России. Моя личная мотивация участия в АТО основывается на желании внести свой посильный вклад в Российскую революцию.

Ты участвовал в «проукраинском» движении вместе с известными «крымскими заложниками» — Олегом Сенцовым и Сашей Кольченко. Расскажи, что они за люди?

Когда началась аннексия, мы – крымские левые, поддержавшие Майдан, решили, что нужно, как минимум, не сдаваться так легко. Участвовали в акциях, маршах, расклейке листовок и так далее. Делали, что могли. На каком-то этапе, когда начался открытый террор, похищения со стороны так называемой «крымской самообороны», мне показалось, что дальше уже сделать ничего нельзя и надо уезжать. Сенцов и Кольченко остались. Я уговаривал Сашу уехать. Говорил, что рано или поздно до нас доберутся. Мы не скрывали своих взглядов. Он решил по-другому. И вышло, что вышло. С Олегом Сенцовым я знаком мало. Он был одним из лидеров проукраинского движения. Опять же, наверное, он неправильно проанализировал ситуацию и был в плену иллюзий, что можно изменить ход истории. Конечно, они герои и символы украинского Крыма. Но с какого-то момента ситуация стала слишком сложная и повлиять на нее было уже невозможно. Сейчас я в батальоне «Айдар» и меня очень поддерживает тот факт, что я воюю в том числе и за освобождение Саши Кольченко и Олега Сенцова. На войне бывает тяжело, в такие моменты я вспоминаю о Саше и это помогает мне переносить все. Саша душа компании, добрейший человек. Принципиальный анархист, который никогда не менял свою позицию.  Он встал на сторону того, кто обороняется, а не нападает, как он всегда и делал в жизни. Общаясь с ним в студенческие годы, я вспоминаю, что на улице он мог, замерзая сам, отдать тебе куртку, чтобы ты согрелся.

В Айдаре много людей с правыми политически взглядами. Как ты с ними уживаешься?

Я стоял на посту с одним правым активистом, на всю спину у него было набито «черное солнце», один из символов правых. Мы разговорились, и он мне сказал, что перестал быть националистом в его старом понимании, после того, как на Майдане погиб Сергей Нигоян. Первым человеком, погибшим за украинскую революцию, был этнический армянин. Чтобы страдать после этого ксенофобией надо быть полным дураком.

Война — это очень честное место. Очень честное общение между людьми. Так как понятно, что в любой момент эти люди могут спасти тебе жизнь, а ты им. Поэтому все расхождения отходят на второй план. Мы очень часто говорим о политике. О том, как обустраивать Украину после победы. У меня не было ни с кем конфликтов, был только обмен мнениями. Мне кажется, то, что я говорю — о прямой демократии, о самоуправлении, о развитии Майдана, о революции Справедливости, которая должна стать продолжением революции Достоинства, — близко и понятно для многих людей, считающих себя правыми. Все эти маркеры — «левые», «правые» — это во многом наследие старых времен. Вот, допустим, Майдан. Я считаю, что Майдан был однозначно «левым», в том смысле, что это был опыт прямой демократии и самоорганизации огромной массы людей. Волонтерское движение и во многом добровольческая армия – это, по сути, примеры такого специфического украинского военного коммунизма, когда люди сами обеспечивают свою армию, и власти почти не вмешиваются в процесс, в основном вставляя палки в колеса.

Ты — крымчанин. Как отнеслись твои земляки к тому, что ты пошел служить в «Айдар»?

С очень многими я рассорился. В очень многих разочаровался. Многие мои друзья тоже выехали из Крыма. Меня не волнует, что обо мне думают «ватники», главное, что я делаю то, что считаю нужным.

Существует стереотип, что все добровольческие батальоны состоят сплошь из националистов, насколько он оправдан?

«Правых» много в том смысле, что много людей считающих себя «правыми». Часто они говорят о тех же самых вещах, что и я, только другими словами. Но я бы не сказал, что политические предпочтения как-то влияют на поведение бойцов. На войне все связаны общей целью и не важно, националист ты или кто-то еще.

Как на фронте относятся к власти?

Ни одного доброго слова по отношению к властям ни от одного человека там я не слышал. Батальоны — часть народа, а тем, кто зажрался во власти и бизнесе, народа надо бояться в любом случае. Но без санкции народа, без начала третьего Майдана, никакие добровольческие батальоны на Киев не пойдут. Но если третий Майдан случится, то вооружен он будет с самого начала.

Оправдались ли твои представления о войне?

Я думал, что я буду там постоянно воевать. Но сейчас перемирие, и, по сути, мы охраняем границу с «ЛНР» и «ДНР». Защищаем блокпосты, сопровождаем колонны. АТО — это один большой военный Майдан. Не знаю, как в армии, но в добровольческих батальонах отношения очень на равных. Все уважают всех. Это не армия в традиционном смысле этого слова.

Ты служишь на границе с «ЛНР», есть какая-то разница в жизни мирного населения «под» Украиной и «ЛНР»?

Да, и огромная. И это причина того, что настроения с начала войны сильно изменились. Раньше сепаратистских настроений было больше. Теперь люди видят, что «ДНР», «ЛНР» — это даже не «путинская» Россия, а структуры, неспособные обеспечить минимально нормальную жизнь. Теперь очень многие хотят остаться в Украине. Хотя бы потому, что в Счастье, где мы стоим, есть свет, горячая вода, продукты, гуманитарная помощь. Жители Луганска и Донецка всего этого во многом лишены. В Луганске ситуация еще хуже, чем в Донецке, так как Донецк получает больше помощи от России. «ЛНР» на втором плане.

Как к вам относится местное население?

Как-то ко мне подошла незнакомая бабушка и начала обнимать, говорить, какие мы молодцы, что мы герои и просить, чтобы мы никуда не уходили. Совершенно типичная бабушка, таких можно было во множестве видеть на Антимайдане.

Понятно, что никто не оскорбляет вооруженных людей в глаза, но настроения разные. В целом большинство понимает, что если мы уйдем, то придет «ЛНР», а «ЛНР» — это совсем плохо.

Денис Мацола для Informator.lg.ua