В очередной раз получаю сообщение: «Как там у вас?», и не знаю, что отвечать. У нас как у всех. Ведь, по сути, вечные вопросы человека современного сходятся к одному: «Что на ужин?» и «Где взять денег?». Отличаются только масштабы. Выбрать для ужина правильный ресторан, выбрать между жареной картошкой или пюре, или добыть хоть что-то съедобное  – суть одна.

Я знаю, какова на вкус собачатина. Сейчас многие нарисовали в голове ужасную картину – голодные луганчане отлавливают бедных песиков и поедают их, толком не придав термической обработке. Нет, мясо собаки я ела задолго до сегодняшних событий, почти полжизни назад, когда меня поместили на лечение в туберкулезный диспансер. Спустя время выяснилось, что туберкулеза у меня нет и в помине, но халатно… ой, бдительность врачей подарила мне много ярких впечатлений. Мясо ежей и собак очень полезно при туберкулезе. Угощали меня им в столовой отделения, где в углу третий день стоял гроб – женщина, смачно сплевывающая кусками остатки легких, не хотела расстраивать родных и заранее купила себе «приданное».

В тубдиспансере совсем не страшно. Там много интересных и образованных людей – в одной только моей палате лежало два врача, заразившихся от пациентов. Там достаточно весело и непринужденно, так как большинству этих людей уже нечего терять. А когда ты потерял все, появляется легкость. Невыносимая легкость бытия, как ловко подметил Милан Кундера. Правда, у писателя все занимались любовью, не отвлекаясь на поедание собачек и ежиков. Но в том маленьком автономном мире тубдиспансера, где я встретила свое 18-тилетие, было место и для любви. Мне посчастливилось побывать на свадьбе двух пациентов. Женщину перед этим бросил муж, узнав ее диагноз, от мужчины ушла жена и отреклась вся родня. Туберкулез – клеймо. Это в 19 веке благородно и мило было погибать от чахотки, а на рубеже 20 и 21 веков это стало уже не модно.

Поэтому среди пациентов нашего отделения каждый второй «женатик» в итоге оставался у разбитого корыта и искал свою новую пассию среди бледных, истощенных болезнью красавиц. То, что ты умираешь, никак не отнимает права на любовь. Такое обстоятельство лишь стимулирует желание вдохнуть глубже заветное чувство, насколько это позволяют сделать изъеденные недугом легкие.

Так вот, в том автономном мире таблеток, белых халатов и капельниц, тоже были актуальны вопросы «Что на ужин?» и «Где взять денег?».

В этом мире военной техники, выбитых стекол и обилия бабушек, просящих милостыню, ничего не изменилось. С таблетками только сложнее – их здесь хрен достанешь. И вместо белых халатов преобладает военная форма.

Знаете, в одной песенке про зачерствевший хлеб и помутневший портвейн поется:

«И то, что нам осталось, посмотри:
Немного смерти и немного любви»

У кого-то сегодня на ужин тот самый зачерствевший хлеб, у кого-то полевая гречка. А я пойду писать ответ на вопрос: «Как там у вас?» Может, расскажу об автоматных очередях под окнами по вечерам, о животном страхе, который прячется где-то в животе, заменяя кому-то ужин. Об удушающих мыслях о будущем, о головокружении, которое возникает во время попытки осознать, что происходит вокруг. А может, я просто напишу: «Все хорошо». Просто такие обстоятельства.

Даша Тундра для Informator.lg.ua

Фото Сергей Филатов, РИА Новости