Координатор российской группы «Груз-200» Оксана Горелова занимается подсчётом погибших на Донбассе российских граждан. В интервью Informator.lg.ua она рассказала о том, как проходит её работа, почему россияне добровольно едут убивать украинцев и как к этому относятся люди в разных регионах России.
Место гибели – «Домбас»
Оксана, каким образом происходит сбор информации о россиянах, погибших на востоке Украины?
В основном информация берётся из открытых источников. Всё, что опубликовано в интернете. Это необходимо для того, чтобы информацию можно было проверить другим людям. Потому, что информация из закрытых источников может быть стопроцентно верна, но любой другой человек не может это никак проверить. И соответственно доверие к этой информации пропадает.
Всё происходит через обычный поиск. Поиск по словам и фотографиям. Это не обязательно слово «погиб», можно ввести слово «Донбасс» написанное через букву «М» и всё, что приходит в ответе, скорее всего, будет связано с людьми которые с этим самым «Домбасом» как-то столкнулись. Явно, что люди, которые не знают, как пишется «Донбасс», имеют к Украине косвенное отношение.
Большая часть информации приходит из социальных сетей потому, что именно там люди предпочитают делиться своим горем. Естественно, для родных этих «ополченцев», как бы там ни было, это всё равно горе. Сейчас в эпоху социальных сетей людям свойственно скорбеть публично, написав об этом. А раз они об этом написали, значит это можно найти.
К нам также обращаются родственники и друзья тех, кто поехал воевать на Донбасс. Часто сначала просят: «пожалуйста найдите, на вас вся надежда». Потом когда их друзья и родственники находятся живыми, и мы выражаем надежду, что они больше не поедут в Украину убивать людей, нас обзывают «укропами» и нехорошими словами.
Иногда мы отталкиваемся от информации из российских СМИ. Один из последних случаев, когда в интернете опубликовали статеечку, что вот – наградили «ополченца» за «казачий поход». Убитым в Украине очень часто раздают медали. Мне известно о пятерых, посмертно награжденных орденом Мужества – официальной государственной наградой России. Это касается кадровых военных. Когда возможности наградить государственной наградой нет, к примеру, если человек гражданский доброволец или казак, тогда «ополченцев» награждают этими местными «ДНРовскими» железяками, купленными в военторге. У казаков есть свои медали, к примеру, «За казачий поход».
Ещё случай был в августе. Родителям солдата-срочника привезли цинковый гроб, сказали: «всё хороните, это ваш сын». Родителям говорят: «Не открывайте», — и обычно они этого не делают, хоронят, как есть. А эти всё-таки решили открыть «цинк». По размеру ноги они определили, что это не их сын. «Вы привезли не нашего сына, мы его не опознали», — говорят. «Груз» вернули обратно в военную часть, в Кострому. Но, тем не менее, по бумагам этот «цинк» прошёл как останки их сына, и где-то там на костромском кладбище их похоронили под его фамилией. Родственники возмущались и потом табличку на кресте сняли. Я сделала поправку, что возможно этот боец пропал без вести. Хотя понятно, что если одни родители открыли «цинк», другие не стали, то, скорее всего, он в том – другом – «цинке» остался.
И сколько сейчас людей в вашем списке?
Это очень каверзный вопрос и сейчас я объясню почему. Есть список, который мы начали вести отдельно с чистого листа начиная с 29 ноября. В нём сейчас сто двадцать пять фамилий. А перед этим, с августа, в группе «Груз-200» было ещё двести пятьдесят фамилий. В ноябре мы решили прекратить сотрудничество с создателем группы «Груз-200» Еленой Васильевой, так как у нас возникли подозрения, что она может включать в список непроверенных кандидатов. Мы разделили эти списки, так как предыдущий список из двести пятидесяти фамилий всё-таки нуждался в сильной проверке. Сейчас заполняем новый список, по ходу проверяя предыдущий. Всего получается около четырёхсот.
Сколько людей участвует в «Груз-200»?
У нас маленькая команда, буквально четыре-пять человек. Нет ни одного человека на зарплате. Все добровольцы, работаем в свободное от семьи, работы и дома время. Если бы в сутках было сорок восемь часов это существенно увеличило бы количество найденных. Но цель найти всех не ставится. Есть цель найти того, кого можно найти.
«Чеченский синдром» и два кредита
Какими мотивами руководствуются россияне, когда едут воевать в чужую страну?
Я бы очень хотела, чтобы эти люди не доезжали до Донбасса. У нас, как правило, есть информация только о тех, кто возвращается в «цинке». Понятно, что кадровые военные – это отдельная песня. Там очень многие едут из-под палки и ни о какой мотивации речи не идёт. Если говорить о тех кто едет по своей воле… Во-первых очень много мужиков прошли Чечню, многие из этих людей хотят вернутся на войну, возможно это какая-то болезнь. В основном эти люди очень плохо ощущают себя в мирной жизни.
Недавно была история. Пишет жена мужчины, уехавшего на Донбасс. У них на двоих маленькая фирма, два учредителя – пятьдесят на пятьдесят. Путин захватил Крым и муж перестал заниматься фирмой, ушел в пропаганду и телевизор, уехал. Пишет: «Хочу уволиться с должности директора фирмы, из ОО выйти, с беженцами пришлю нотариально заверенное заявление». Но он не успел прислать заявление потому, что его тело доставили раньше, чем это заявление. До этого её муж воевал в Чечне. У человека вроде бы были способности к мирной жизни, своё предприятие и он ими не воспользовался. Таких очень много.
Многие бывшие «чеченцы» живут в каких-то деревнях, посёлках. По их фотоальбомам в социальных сетях хорошо видно: полоса «чеченских» фотографий – где братство, все в обнимку фотографируются на фоне танков, всё прекрасно. Потом идёт полоса фотографий с деревни, грустная пьянка, шашлыки… А потом опять полоса фотографий с войны, только уже в Украине, где весело, братство и всё такое. Сначала мирные фотографии чередуются с военными, а потом мирный период начинает сокращаться.
Другой случай мотивации очень банальный – деньги. Точнее кредиты. Российские мужики не приучены рассчитывать свои силы. Надо кредит – берём кредит, надо два – берём два, а потом наступает ситуация, когда отдавать нечем. А тут – опа! – двести тысяч за командировку, можно отдать кредит, поехали! Таких людей очень много. Едут туда просто за деньгами. У меня есть информация о расценках в Москве. По регионам расценки могут отличаться. Москвичам платят двести тысяч за командировку в две недели.
Считается, что наёмников стараются больше рекрутировать из провинциальных регионов. Есть ли у вас данные о погибших по разным регионам?
По тем данным, которые есть у меня, Москва один из лидирующих городов по «грузу 200». Я думаю, что это миф. Про войну в Афганистане был очень сильный миф, что нет ни одного москвича, воевавшего или погибшего в Афгане. Это неправда, это миф. Очень много «груза 200» из Санкт-Петербурга, из московской области. Естественно, чем ближе регион к границе с Украиной, тем больше из него наёмников. Ставрополье, Краснодарский край, Ростовская область также лидируют. С не русскоязычными регионами у нас есть проблемы, людей оттуда труднее искать. Я знаю, что очень много погибших из Чечни и Дагестана, из Татарстана и Башкирии. Но то, что доходит до нас, это крохи. Не все родственники погибших пишут в социальных сетях на русском языке: «помним, любим, скорбим». Из-за этого мы теряем существенный процент «двухсотых».
В российском обществе как-то изменилось отношение к войне?
Ситуация изменилась, и изменилась по разному в разных регионах. Если почитать паблики типа «Ополчение Павла Губорева» начала лета, это была просто какая-то вакханалия: «Возьмите меня в добровольцы!», «Пустите меня убивать украинцев», «Да я их…». Это был совсем другой процент желающих, чем сейчас. Изменился характер комментариев в публикациях. В начале сентября, когда информация о погибших потихонечку стала прорываться и публиковаться, самый частый комментарий был: «Да вы всё врёте! Это пропаганда, этого не может быть, вы нас обманываете. Мы хорошие, белые и пушистые». Сейчас таких комментариев практически нет. Люди уже поняли, что мы им не врём и «груза 200» очень много, и к этому надо выработать какое-то отношение. Гораздо меньше стало комментариев в стиле: «О какой крутой, молодец! Здорово, погиб как герой». Сейчас очень много комментариев с вопросом, зачем собственно этот «двухсотый» туда поехал и ради чего отдал свою жизнь. И это очень хороший знак.
В Якутии, к примеру, очень негативно относятся люди к поставке «добровольцев». Все пишут, что нам это не надо. Якутов очень мало и, видимо, они думают, что если они будут ездить направо и налево добровольно погибать – никого не останется. Это правильная позиция, на мой взгляд.
Иная ситуация на Дальнем востоке. В Хабаровске, Приморском Крае очень сложно запустить информацию, там очень большой контроль за СМИ. Я списывалась с четырьмя журналистами, чтобы информация из Хабаровска, Благовещенска и Владивостока была просто опубликована, вышла за пределы Фейсбука. Все отказались. Естественно эта ситуация влияет на отношение населения к происходящему. Там они стараются не иметь никакого мнения на счёт войны в Украине и стараются избегать эту тему.
Почему вы этим занялись?
Потому, что я не люблю когда мне врут. Мне это очень неприятно и мерзко. Во-вторых я не люблю когда врут от моего имени. Я не давала права своей стране врать от моего имени. А, простите, гарант конституции выступает не только от своего имени, но и от имени всех сограждан. И когда он говорит, что российских войск нет в Украине, и несет прочую пургу, я с этим не согласна и буду с этим бороться. Хотя бы так – публикуя ту информацию, которую нахожу сама и которую мне приносят люди.
Денис Мацола для Informator.lg.ua