В офисе «Приватбанка»:
— Три билета до Рубежного.
— А вы оттуда?
— Нет, — удивленно отвечаю я, потому что дополнительный вопрос личного характера оказался неожиданностью.
Следующий вопрос оператор банка не задает, но он как бы в воздухе: «Так а зачем туда ехать тогда?»

В поезде, который едет больше 15 часов:
— У вас есть рабочая розетка, мобильный зарядить?
— Что только сели и уже разрядился?
— Я на будущее.
— Ой, девочки, вы такие перспективные!
Поезд подъезжает к Рубежному. Отчаянно пытаюсь ухватиться взглядом хотя бы за что-то красивое. Не получается. Все серое. Несмотря на то, что ноябрь, понимаю, что это не только из-за ноября.
Дорога Рубежное-Северодонецк-Счастье:
— А сколько нам ехать?
— Неизвестно.
Хм, дорога ведь одинаковая всегда. Потом понимаю, что дело не в расстоянии.
Дорога из Счастья до Станицы-Луганской:
— А сколько нам ехать?
— Неизвестно.
Неожиданностью стало, что в Счастье вообще-то по сей день живут люди. Стреляют на окраинах. Мы едем. Все спокойно. Уже темно. Нас двоих везут двое военных. Наташа их уже знает, я нет. Ничего не остается, как слепо доверять. И это не сложно. А кому доверяют они?

— В тылу врага иногда чувствуешь себя безопасней, чем в своем.

Добровольцы. Кому с ними удобно? Кому у нас нужны воины-патриоты с обостренным чувством справедливости?
А кому сходу не доверяю я? Честно скажу, в этом вопросе я предвзятая. Я их не знаю и ни разу не говорила с ними, но даже увидев из окна буса уже не доверяю. Бабушки. Бабушки, которые являются мощнейшим инструментом этой войны. Бабушки, которые за советский союз и которые могут сдать соседа, если покажется, что с ним что-то не так. Смотрю на эти улицы. Меня, конечно, еще не было на свете в то время, но по ощущениям — попала где-то в 60-е.
Отчаянно пытаюсь найти что-то красивое. Я впервые в Луганской области. Поразило больше всего то, что (нет, не последствия войны, не разбомбленные дома, не участок леса с обгорелыми и побитыми градом деревьями, который называют местным Сталинградом), что война лишь дополнила картину. Серые убитые дома были здесь задолго до нее. А зачем их красить? Мусор, зачем убирать? Уверенна, ученые сделали много докладов на тему влияния окружающей среды на людей. Здесь легко почувствовать давление серости и разбитости. Но зачем думать об уборке и покраске? Это ведь будет завтра, а сегодня как есть. Как сказал бы классик: «Сегодня в завтрашний день не все могут смотреть. Вернее, смотреть могут не только лишь все, мало кто может это делать». Странно, что здесь другой мер, ведь эта цитата легко могла родиться именно здесь.
В последнее время я часто самоиронизирую на тему планирования. Иностранцам, приезжающим в Украину и особенно работающим с нами, сразу видно, что мы очень хорошо планируем:
— Когда? На следующей неделе? Не, не слышала. Я так далеко не планирую.
Сейчас это все легко объяснить: война, гривна, потенциальный Майдан. Но эта черта ведь не вчера родилась. Мы же всегда любили планировать.

Здесь война только все усугубила и научила не смотреть в завтрашний день и детей. Учителя рассказывают, что уроки по Гражданской Обороне школьники всерьез не воспринимают:

— А смысл это слушать? Подвала в школе все равно нет. Не поможет. Если ударит, ничего не спасет.

Ищу что-то красивое. Нашла. Подходит школьник с кристально чистыми глазами, он видит меня впервые, но сразу начинает рассказывать куда ездил, как было. И что …да, если «жахнет», бомбоубежище не спасет. Но глаза говорят еще больше. Они какие-то бездонные.

Что еще красивого? Девчонки, которые очень хотят танцевать и жадно хватают каждое движение. Им нужен просто маленький дружеский толчок — дальше все сделают сами.

А еще вышла радуга. Как раз где-то между подконтрольной Украине и оккупированной территорией. Как, возможно, сказал бы классик: «Символично? Не думаю».

Так вот отвечу на не заданный вопрос «Зачем туда ехать?»: ради всего красивого, что (кто) там есть.

Lena Makarena