Я долго думала, прежде чем написать этот текст. Знаете, война, она обязывает. Обязывает думать, анализировать, а иногда и брать на себя ответственность за судьбы героев. Писать о войне – это идти по минному полю. Осторожно. Шаг за шагом. Всматриваясь в травинки, кусты, тени. Почему ты так осторожен? Просто ты идешь не один. С тобой твои читатели, герои, твои враги, твои друзья и их война. Она смешивается с лично твоей войной, носится эхом по полю, сливается с тенями от деревьев и душ.

Шаг за шагом ты понимаешь, что несешь огромный груз ответственности за эту войну.

Жаль, что понятие «ответственная журналистика» осознано не всеми людьми пишущей профессии.

Поэтому долго советовалась, думала, спрашивала у героев. И решила написать. Но, не о людях, нет. О войне. Чтобы показать ей, насколько мизерные у нее шансы.

Я думаю, с первых дней войны на Донбассе, многие обратили внимание на то, что в соцсетях, СМИ, сообщениях Генштаба АТО, разведки появляется точная информация о присутствии оккупантов на нашей земле.

Вот это – «по данным разведки», «по данным штаба АТО»…

Например, из свежайшего:

• 24 июля 2016 года зафиксировано перемещение из России в город Свердловск Луганской области четырех грузовых автомобилей с личным составом (110 военнослужащих) и тремя пушками на прицепе.
• 22 июля 2016 года через станцию КПП «Красная могила» проследовал железнодорожный состав из 36 вагонов. 18 из них, это цистерны с горюче-смазочными материалами, платформы, с зачехленной техникой, 2 офицерских вагона типа «купе», вагон-ресторан и 5 теплушек с живой силой. Состав обнаружен на станции «Коммунарск» г. Алчевск. К составу присоединены 8 цистерн с бензолом.
• 26 июля 2016 года со стороны РФ через КПП «Красная Могила» (г. Свердловск) проследовал железнодорожный состав, перевозящий 10 цистерн с горюче-смазочными материалами, 6 платформ с установками «Град», 4 вагона типа «теплушка» с боеприпасами и 16 платформ с гаубицами, танками Т-64, и БТРами.

И такая информация публикуется СМИ с подачи разведки и Генштаба регулярно. С первых дней войны.

Кто-то задумывался,  как она поступает, от кого, откуда?

Ну, те, кто видит войну исключительно со сценариев и режиссуры патриотических  фильмов  про Великую Отечественную (не мировую) войну, представляет себе такого красавца Штирлица (Брюса, Микки, Сталлоне, Шварца, ну, в общем, героя на любой вкус), который передает по рации данные, лежа на железнодорожной отсыпке под   КПП «Красная могила».

Ну, или, в крайнем случае, партизан,  в бушлатах и  папахах с желто-голубой лентой, которые сидя  в землянке, настукивают по рации: «Зорька, зорька, я террикон, прием».

Редко кто из читателей может себе представить настоящих  «информаторов-корректировщиков», как ненавистно называют этих неизвестных в «Л/Д-НР».  Да,  и сами  оккупанты и коллаборанты, только ко второму году войны осознали, как в Украину молниеносно попадают все сведения  о дислокации, передвижении, количественном составе тех, кого «на Донбассе нет». И это осознание сдетонировало паникой, и предчувствием  неизбежного проигрыша. Возможно, именно это осознание стало причиной массового дезертирства, как со стороны «ихтамнетов», так и со стороны «ополчения  Донбасса».

Программой СБУ «Вернись домой» воспользовалось уже 15 моих земляков. Сейчас они активно сотрудничают  с оперативниками, рассказывая  всё, как было, кто виноват, и что делать. Часто в рассказах звучит: «Они нас ненавидели. Соседи. Дети. Идешь с блокпоста. Подходишь к молодежи, типа, ну, кто хочет автомат подержать, вы же наша смена? А они, не стесняясь, нах посылают, открыто, говорят, мы придурков не заменяем. Вот как? И вот прошел войну, а чувствую себя придурком. За что воевал? За Русь великую? Видел.  Был в России. Пьют они там. Колются. Я хотел, чтобы  сын  в России учился, забрал в Свердловск. За диплом плати и можешь не ходить в институт, — это, что? Да,  мы уже все поняли, не наша это война. Мы, как зомби там были»…

Данные о передвижении техники и живой силы передают люди, обычные люди, которые иногда даже не считают себя   патриотами Украины. Для  них «патриот», это человек в шароварах и вышиванке, с веночком на голове, постоянно поющий гимн Украины. Они не такие. Они просто любят свой край, дом, Донбасс, просто не хотят войны, просто их обманули, сказав, что русских на Донбассе нет, а они их видят, и готовы доказать всем, что они не слепые или потому, что это их дом, и, как выяснилось, в России их никто не ждет, и…

У каждого из них своя  история. И не всегда это жест патриотизма в том понятии, которое бытует среди обывателя.

Раздражение. Да, именно раздражение от  пропаганды, кричащей «русских на Донбассе нет», сыграло большую  шутку с русскими пропагандистами. Люди восстали «за правду». И сообщали данные о передвижении исключительно русских войск, только, чтобы доказать обратное.

Обида на русских. Обещали, но не сделали, не выполнили. Раз так, получите обратку. Пусть такую, в виде слива информации, но личную месть за личное.

Личная  потеря   в этой войне  благосостояния, работы, свободы, близких.  Была работа, поездки на море, сад, ставок, зарплата, мечты и вдруг этого нет. И ты никто перед человеком с автоматом.  И ты осознаешь, что это замурзанное бухло, которое-то и на человека не тянет, вряд ли  создаст для  тебя «республику». Вряд ли он будет думать за твою жизнь.  Он и свое-то не распоряжается.

Патриотизм. Ну, не такой, как хотелось бы читателю, нет. Бытовой патриотизм. Это новое явление на войне, появившееся  в оккупации. Это когда ты против того, чтобы кто-то разрушил твой дом. Ты видишь, как идет техника, но слышишь, что ее нет. И ты осознаешь, кто он, разрушитель. Ты осознаешь, что государство, каким бы оно не было, важная  часть твоей жизни, и тот, кто разрушит это государство, разрушит твою жизнь.

Вековой патриотизм. Да, и это новое, то, что мы увидели в зоне беды. Пока одни люди пожилого возраста махали иконками, ожидая колбасы по 2-20, другие, вглядываясь через очки в стертые кнопки мобильного,  набирали номер, которому можно было доверить.

«Леночка, дочка, опять едуть (у нас на Луганщине говорят мягкое окончание, как бы украинизируя  русские слова, это не ошибка, а попытка передать говор) извирги. Якась дура с дулою. Три штуки. Опять в городах будуть лазыть, тварюки. Пиду кур  прятать».

Пока одна молодежь, впитав родительское «хунта» отдалась войне, украшая  себя  колорадками и триколорами, другая, ночью, писала на заборах оккупированных городов: «Русские, го хоум», «Луганск — это Украина».

Да, вы поняли,  о чем я  говорю. О подвиге тех, кого мы никогда не узнаем, о ком никогда не напишем. Иногда мы просто не знаем их фамилий.  Жители оккупированных территорий, разделенные войной на два противостоящих лагеря, иногда и разделенные личной войной внутри собственных страхов и заблуждений, являются  информаторами, отслеживающими вражескую технику.

У каждого из них своя  война. Свое осознание Родины. Свое осознание войны.

Кто-то из тех, кого я  знаю лично, пришел к осознанию своих гражданских действия  после потрясения. Личного, банального, бытового.

Чтобы рассказать все истории  войны, нужны романы. Так много лиц, судеб, подвигов, разочарований, потерь. Я расскажу только две. Маленькие истории маленьких людей войны.

Муж-ополченец. Вернее, бывший муж. Уже почти десять лет.  Война снова свела их вместе. Иногда он приносит ей «тормозок», русскую гуманитарку, которую получает на «службе», чтобы они с дочерью не умерли с голода. Его дочерью.

Он часами радостно убеждает её, что «придет Россия  и все будет хорошо». И почти что убедивший, вдруг на вопрос, когда он заплатит долг по алиментам, выдает: «Так это укропский суд, у нас в «новороссии» все суды за нас будут, а уйдем в Россию, там вообще укропские законы не действую. Алиментов не жди».  Она не ждет. Она улыбается  ему. Наливает чай. Он на дежурстве. Он ждет состав с «ихтамнетами». Он рассказывает ей о победах. Она уточняет, куда пойдет состав…

Второй героине  89-лет.  У нее артрит. Аметистовые бусы, которые она почти не снимает.  Вылинявшая  от времени  и солнца коричневая  кофточка и такие же  коричневые, покалеченные артритом руки. Она проживает  вторую войну. Еще был голод. Коммунисты, расстрелявшие священника на глазах всего села. Колоски в поле. Рабский труд за трудодни.  Похоронила трех из пяти детей. На Донбасс сбежала из села. Работала на стройке. Дом, выстроенный своими руками. Руки, вывернутые тяжелым трудом и поеденные бетоном,  теперь  не слушают ее. При словах «Сталина на вас нет» и «воскресим  СССР», вздрагивает. Но молчит. Дети уехали в Россию. Еще давно, в 90-е. Навещали ее, да. Раза три. Ну, и ладно, они счастливы и это греет душу.

У нее был  Чижик. Кот. Они давно вместе. Ей кажется, что всю жизнь. Даже в магазин они ходили вместе, медленно и  чинно. Когда она отставала, он ждал ее. И с маленькой пенсии, ему колбаски и молочка. В нем была ее жизнь. Он умел слушать и разгонял  тишину. Это так плохо, когда в доме тихо. Его расстреляли из проезжающего БТРа  веселые русские люди. Она не знает зачем. Она бы спросила, но они уехали. Они просто ехали, и,  увидев его на заборе, выстрели.  В Чижика.  А лучше бы в нее, она устала жить бедой. Теперь она одна. Она и ее война. А еще у неё остался номер соседки-учительницы, выехавшей в Украину . Это теперь ее единственный  друг, которому она может  рассказать о «гостях».

У этой войны нет шанса. Она идет не между государствами, нет.  Это вторично. Война  идет между Людьми и нелюдями. И, знаете, Людей в этом мире больше.

Олена Степова для Informator.media