Война приходит только тогда, когда забирает личное и важное. До этого момента в жизни многих людей война отсутствует. Вернее, присутствует лишь новостями, разговорами, постами в ФБ, встреченными в городе людьми в камуфляже. Это абсолютно нормально. Личный мир, личное пространство реагирует только на личную опасность. Не все люди настолько связаны ноосферой, социумом, что определяют степень опасности, нависшей над страной или территорией, как личный.

Поэтому часть общества на фронте, часть плетет масксети и волонтерит, часть страдает, а часть, спокойно созерцает всю эту на первый взгляд бессмысленную возню. И винить кого-то в этом нельзя. Личное пространство у всех разное.

Есть люди-страны, есть люди-мир, есть люди-город, а есть люди-огород. Ну, это так – утрированно. Не может быть общество одинаковым, как в развитии, так и в восприятии.

Не может человек жить в стране и не быть связанным с ней, не создавать государство подобное и комфортное личному пространству.

Когда-то я пробовала это сделать. Показать людям, что жизнь может быть комфортной или априори, уничтожить. И если у меня не получилось, это не значит, что у нас не получится. Возможно, один человек и не смог, а вместе, вместе – это будет по-другому.

Мой довоенный опыт войны разнообразен. В какой-то момент внутренний оппозиционер сказал, что не намерен смотреть, как убивают мой город, и как болеют мои дети, и я вышла на пикет против загрязнения моего поселка.

Так начиналась моя война в 2004 году. В Свердловске горели 45 породных отвалов. У детей, живущих в фактической зоне экологического бедствия с постоянным превышением вредных веществ в воздухе, развивались вегетососудистая дистония, анемии, болезни щитовидки, в городе участились случаи лейкемии, лейкоза у детей, детская ацетонурия била все показатели

Предприятия попросту (оплачивая небольшие взносы чиновникам из экологических служб) не выполняли даже элементарные санитарно-экологические нормы, а люди… Люди, приученные жить среди угля и пыли, вообще не задумывались и не связывали проблемы здоровья, низкой рождаемости и высокой смертности с экологией.

И когда я подняла эту тему, меня оборвал социум: «Мы привыкли так жить. Нас все устраивает. Так жили и умирали наши предки».

Но нашлись и те, кто встал рядом.

Я из Свердловска, но в Ровеньках были те же экологические проблемы. И в поселке Новодарьевка появились активисты, которые потом стали ячейкой Луганской общественной организации «Эко-регион». В Новодарьевке было три углеперерабатывающих предприятия-фабрики. Ну, как фабрики – смех один: грохота, решетки для отбивки угля по фракциям на месте разрушенных предприятий. Ни тебе пылеподавления, ни тебе санитарных норм. От жилых домов до грохотов меньше 50 метров. Черный от пыли поселок и пятнадцатипроцентная запыленность легких у детей до 7 лет. «Предприятия» были фиктивными, укрывались от налогообложения, так что говорить о выполнении саннорм, вообще было смешно. Все предприятия были под чутким присмотром милиции, СБУ, прокуратуры и принадлежали депутатам Ровеньковского горсовета, как от БЮТ, так и от Партии Регионов.

Поэтому наш пикет в Новодарьевке разогнали классически. Я в тот раз в автозак не попала, так как уже часто публиковалась и считалась публичной личностью. Это давало преференции.

Я не буду описывать все этапы нашей войны. Скажу, что несколько месяцев изматывающей борьбы и предприятия официально стали платить налог, поставили пылеподавление. Пусть и простое. Водяные щиты, разбрызгивающие воду над грохотами. Стали поливать дороги на поселке, работать посменно, исключив работу грохотов в ночной период. Работники предприятий получили официальное трудоустройство и соцпакет.

Но, разговор не об этом. Нет. О личном восприятии войны, жизни, пространства.

Мир Донбасса, это субстанция, не социум, не общество, а субстанция, живущая по принципу: «меня это не волнует», «есть власть, она и решит», «а причем тут то, что я выбросил мусор в посадку», – аморфная и инфантильная, готовая дышать пылью, работать без соцпакета, но за паек, молчаливая и агрессивная по отношению к тем, кто намерен изменить привычный ход жизни. Темной, запыленной, но привычной.

Эта субстанция действительно боялась перемен и действительно была готова поверить в любой, но худший для нее вариант, чтобы в очередной раз, махнув рукой, сказать: «ну, вот, я же говорил, что будет хуже и от меня ничего не зависит».

Это, правда, страшно. Страшно стоять перед этими людьми. Страшно, смотреть в их пустые, безэмоциональные глаза. Страшно видеть их тупость и трусость.

Они оживали, когда стоял вопрос помощи, бесплатного сока детям («а почему не всем? мой в детсад не ходит, пусть нам домой возят»), бесплатного вывоза мусора или подвоза воды.

А вот разговор с Игорями (так оказалось, что обоих управляющих звали одинаково) мне запомнился надолго.

Осознав, что мы – люди — не давим, не просим взятки, не лоббируем интересы кого-то, кто посягает на их бизнес, а бьемся за свой комфортный кусочек своего мира, они вдруг встали на нашу сторону. Сами!

«Тут же мы выросли. Тут живут наши родственники. И мы, и родня, и наши дети болеем от того, что делаем мы сами со своей землей», — звучало, как откровение, как открытие, как исповедь.

«Просто нам, наверное, не все объясняли в школе, — как-то смущенно размышлял один из представителей фабрик. — Знаешь, за этими правилами «дай», «решим», за всеми этими «жизненными необходимостями» мы перестали понимать, что это наш мир, наш дом. Живем, так, что после нас, хоть потоп. А у меня сын болеет. Я даже не задумывался почему. Получается, мы зарабатываем, чтобы лечить то, что получаем, убивая свой мир. Глупо! И даже получая от жизни «обратку», не понимаешь, за что. Вроде бы ты круче, достиг всего, заграницей был. А возвращаешься в свое болото. И не хочешь его менять. Родное болото», — смеялся, рассуждая самый молодой Игорь, представитель ООО «ТПС».

Они сами, исходя из ситуации на поселке, предложили, что они могут вложить в социальную сферу. Начали читать и искать в интернете, как обезопасить поселок, как сделать предприятие гармоничнее и экологичнее. Встречи с депутатами поссовета стали регулярными и дружественными. Милицию, СБУ, прокуратуру и других прихлебателей от предприятий уже гнали люди. Ведь деньги на «дай» теперь оставались в поселке.

Правда, был и страшный случай: когда всем миром собирали деньги одному из поселковых сорванцов, которого нужно было срочно везти в ОХМАТДЕТ, и одно из предприятий привезло крупную, но жизнеспасающую сумму, – в поселке поднялся скандал. Люди кричали: «он все равно умрет! зачем ему деньги? их нужно разделить на всех! мы тоже в зоне риска!»

Менять такое закостенелое зло – реально тяжело.

Люди «совка». Мы все – люди «совка». Привыкшие к унижению, взяткам, оправдывающие своих мучителей, страшащиеся того, что там – за поворотом. На этих страхах, на этом инфантилизме и аморфности и играла власть, которая создавая условия для брожения болота, всегда кричала с берега: «Не выплывайте из жижи, тут еще страшнее». Просто одни смогли убить в себе этот самый «совок». Вырвать, как больной зуб. И пойти дальше. Свободными. И после этого «удаления» мы вдруг стали видеть мир иначе. Личное пространство, социум, общество, страну, ну, или, как модно нынче говорить, ноосферу. И увиденное дало нам знания. Страна именно такая, какой ее делаем мы. И жизнь наша такая, как мы хотим. И мусор возле нашего подъезда, это тоже мы. Ну, какая-то наша часть. Часть нашего, еще не совершенного, еще не излеченного мира. Войну, такие вот «проснувшиеся» восприняли, как нарушение личного пространства. И выехали только потому, что увидели зав угрозой нарушения личной безопасности, угрозу всему социуму Донбасса: орки будут убивать сначала богатых, а потом всех.

Созданная нами идиллия в поселке продолжалась не долго. Всего два года. Потом – война. Те, кто был поселковыми активистами, бежали в Украину, объявленные старо-новой властью «хунтой» и «бандеровцами». Вопросы экологии стали вопросами политики, ведь только «хунта» может требовать жить в чистом городе.

Депутаты Ровеньковского горсовета, крышевавшие копанки и фабрики, агитировавшие за «русский мир», перебрались в Киев и Днепр. Посельчане взялись за оружие, и пошли воевать. Кто куда. Есть и те, кто бьется за Украину в батальонах «Айдар», «Днепр», «Азов», а есть и те, кто бьется на стороне врага, за эфемерную «новороссию».

В поселке Новодарьевка не было активных боевых действий. Он не был линией фронта. Но в поселке уничтожена детская площадка, построенная силами предприятий, засох сад, который пытались вырастить активисты для обустройства зеленой санзоны поселка. Разрушена водонапорная башня, завален мусором бювет. Больше нет собраний, а жители выглядят, как свора – злая, голодная свора собак. Те, кто в «ополчении» разбирают и грабят дома тех, кто уехал. Убивают тех, кто не смог выехать.

Кто же разрушил всё это? Бандеровцы, хунта, фашисты, понаехавшие укропы? Нет! Сами жители поселка. Но они счастливы. Они вернулись в естественную для них среду обитания.

На поселке больше нет ни одного «чужого» – укропского – лица. Да, все мои друзья, – активисты, борцы с коррупцией, «регами», копанками, сажатели садов и чиновников, – теперь – беженцы. Поскольку война была не чужая, а наша. Не на Донбассе, а с нами. И рушился именно наш мир. Мир, который мы только начинали любить и понимать.

Сейчас мир поселка Новодарьевка принадлежит «новороссам», свободным и скрепным.

А Игоря убили. Одного из тех, моих старых знакомых. Управляющего ООО «ТПС». У себя дома. Просто расстреляли. И всё!

Машину, оформленную в РФ, бытовую технику не взяли. Только деньги.

Да, он снова открыл предприятие. Правильно ли это, нет, я не знаю. Ведь он платил «налоги» «ЛНР». Снова начал помогать поселковому детсаду, Ровеньковскому дому престарелых. До войны эти «фабрики» жили за счет копанок. Ведь они обогащали именно этот, незаконно добытый уголь. Они всего лишь вытекающие последствия угольного бизнеса «регов».

До войны в районе было всего семь копанок. Сейчас их больше 350 штук. Угля в копанках добывают уже больше, чем в ТОВ ДТЭК «Ровенькиантарцит». «Лицензии» на «малые шахты» (луганчане, думаю, помнят, что идею «малых шахт» протягивал в закон Ефремов, которому принадлежало 80 процентов этого бизнеса) выдает «министерство ЛНР».

Есть спрос, есть покупатель. Уголь с копанок перерабатывают (обогащают) и сдают в тот же ТОВ ДТЭК, который вывозит его в РФ, как добытый в РФ. У Ахметова в Гуково есть официально зарегистрированное угледобывающее и углеобогащающее предприятие. Поэтому, почти всё легально.

Я не хочу писать банальные слова сожаления о смерти малознакомого мне человека. Я просто рассказала часть нашей довоенной жизни, в которой мы пересеклись. Для него та жизнь не была войной, а для меня она уже шла. Но мы оба ее проиграли. Ту войну. Мы не смогли изменить мир. Мы не смогли изменить людей. Да и те маленькие перемены в себе мы не сделали глобальными.

Каждый из нас сделал свой выбор. Мы уехали. Он остался.

Игорь верил, что бизнес не тронут. Что зарабатывать, не поддерживая политику или враждующие стороны, это нормально. Ведь это не его война.

Бизнесу Донбасса эта война была чуждой и чужой, просто было всё равно кому и сколько платить. Бизнес Донбасса, привыкший к наездам, сменам «хозяев», думал, что эта война будет лишь очередной переменой лиц. Не более.

Многие предприниматели, бизнесмены не были агитаторами или адептами «русского мира». И убитый был вне «игры». Он просто был хорошим парнем.

Может быть, я не права в этих выводах. Это мое мнение. Возможно, я острее восприняла предательство людей. Хотя они предали не меня, покойного, или кого-то лично. Нет. Они предали землю. Это страшнее.

Безумие Донбасса должно быть уроком для всех. Понимаете? Для всех!

Мы можем либо сохранить себе жизнь, жизнь своей страны, городов, лесов, рек, предприятия либо нет. Мы можем создать личное комфортное место проживания в личной стране или остаться у разбитого корыта в чужой.

Мы! Именно мы и для себя. Если кто-то ждет, что придут и сделают за него и для него, будет Донбасс. Будет война. У каждого из нас разное представление о личном комфорте. Лягушка квакает и в болоте. Но смогут ли в ее болоте жить все?

Мне страшно. Нет, не от известий о смерти. Их стало так много, что они уже банально-обыденны. Мне страшно от того, что страна превращается в вот эту Новодарьевку, в Ровеньки, в Донбасс, лысея вырубленными лесами, шкарясь мародерами, выворачивая руки ментами и вскрывая тело копачами янтаря.

Мы до сих пор не поняли, что это война. Личная. Каждого. Здесь. Сейчас. И страна — это не что-то и где-то, а я, вы, мы. И жить в болоте или в стране – зависит от нас. От каждого. От одного поступка, слова, действия, решения, дерева, флага, реки, озера, леса. Потому что это все и есть наше личное пространство. И убивая страну, мы убиваем себя.

На Донбассе люди тоже до сих пор не поняли, из-за чего началась война, кто виноват, и что делать. Не сделали выводов. Озлобились. Снова ждут, что кто-то освободит, объяснит, расскажет, остановит войну. И русские по-прежнему – миротворцы, помогают «повстанцам». И если убили, изнасиловали или ограбили, то сам виноват, нечего было злить ополчение. И ополчение вообще-то неплохое, ведь там есть свои люди, поэтому именно меня, своего не тронут, да и брать-то нечего.

Люди там, на Донбассе (а только ли на Донбассе?), думают, что придут и убьют, ограбят, изнасилуют кого-то другого, не их. Ведь они свои. Вяжут на заборы «колорадки» и вешают портреты Путина у порога. Как знак, мол, сюда, нельзя. Вот только «свои» теперь у каждого свои…

А убитый был действительно неплохим парнем. Помогал людям. Занимался благотворительностью. Не агитировал за «русский мир». Не носил камуфляж и «колорадку». Последнее сейчас – главный критерий нормальности. Вот только «был» режет слух и глаза. О скольких хороших парнях скажут в прошедшем времени?

Знаете, на войне нельзя быть посредине. Ну, в смысле ни за кого. Не пацифистом, нет. Хотя и это на войне плохо. А вот просто — ни за кого. Если ты ни за кого, ты посредине – ты мишень.

Из официальных сводок «МВД ЛНР»:

13 августа 2016 года в «МВД ЛНР» поступило сообщение о том, что по адресу: г. Ровеньки, ул. К.Маркса, 195 обнаружен труп Пономарева Игоря Юрьевича, 26.12.1979 года рождения с признаками насильственной смерти. В ходе расследования установлено, что вечером 12 августа убийца, зашел во двор дома и застрелил Пономарева из огнестрельного оружия. С места совершения преступления были похищены 700000 рублей РФ.
Погибший Пономарев Игорь являлся учредителем ООО «ТПС». Отрабатываются несколько версий убийства предпринимателя, все они связаны с коммерческой деятельностью и с убийством в целях наживы. Так же отрабатывается версия о причастности к убийству криминальных структур, появившихся в «республике», после активной фазы демобилизации и дезертирства участников «армии лнр», которые в последнее время пытаются обложить данью угольщиков.
Как уже стало известно, убитый стал жертвой банды «Матроса». Главарь банды был до войны другом убитого и его партнером по бильярду.

Олена Степова для Informator.media