45-летний Игорь Новоселов каждый день спускается в шахту. В прошлый раз мы застали его в робе и с черным от угольной пыли лицом. Сейчас он сидит перед нами в пиджаке во главе стола. Игорь Викторович — директор шахты «Золотое».
В ответ на напоминание о том, что месяц назад мы видели его в другой обстановке, мужчина улыбается, и смущаясь отмечает, что под землю спускаются все сотрудники.
«Наше основное рабочее место — под землей. Там наши люди, наши подчиненные. Там решаются все вопросы», — подтверждает главный инженер шахты Павел Проценко.
Решив окончательно вогнать в краску директора, он рассказывает такую историю:
«Когда мы на трое суток остались без напряжения, то шахта стояла полностью затопленная на горизонте 775 метров. После того, как ремонт закончили, то работники боялись запускать насос. И он [Новосёлов] при мне подошел и нажал ту кнопку, которую все боялись нажимать».
До войны на шахте работали более 1000 человек. Сейчас их 469. Остальные либо выехали, либо остались по другую сторону линии фронта — раньше более трети работников золотовской шахты были из Первомайска и Голубовки (Кировска).
Несколько раз шахта оставалась без электроэнергии, и работавшим под землей людям приходилось подниматься на поверхность пешком. На пеший подъем с глубины 865 метров у них уходило 2,5 часа. По тому же самому наклонному стволу в забой опускалась и следующая смена.
На сайте Фонда госимущества, основным видом деятельности шахты значится угледобыча, что логично, но не совсем соответствует действительности. Добывает шахта очень мало, до 2000 тонн в месяц — по одному железнодорожному вагону в день.
Куда важнее, что предприятие откачивает воду. До войны нужно было откачивать по 200-250 кубических метров воды, сейчас — около 600. По гидрогеологическому прогнозу этот объем может увеличиться вдвое.
Причина такой динамики в том, что шахты, которые находятся на неподконтрольной территории, прекратили откачивать воду, о чем даже уведомили «соседей» письмом.
«Первое предприятие на пути движения воды — наше. — Если вода придет, и мы не справимся, то кроме нашей шахты затопит «Карбонит» и «Горское». Потом эта вода в поймах рек выйдет на поверхность. Вода будет выдавливать газ метан, который находится в горных выработках, и могут происходить взрывы. Люди тут жить не смогут», — резюмирует директор шахты.
А вот главный инженер отказывается даже допускать мысль о том, что шахта перестанет откачивать воду.
«То, что мы примем эту воду — у нас сомнений нет! — убежден Проценко. — Главное нам помочь: снабдить запасными частями и усилить водоотлив. Водоотлив мы частично уже усилили — приложили водоотливные трубы. Сейчас придут из ремонта наши двигатели. Надеюсь, помогут с насосами, а все осталось зависит от нас».
Помощь — это проект мер по усилению водоотлива, который сейчас находится на рассмотрении в Кабмине. За 90 млн грн шахта планирует закупить насосы, электродвигатели для насосов, провести ремонт горных выработок и очистку шахтных вод на поверхности.
На вопрос о том, когда в последний раз в шахту инвестировались такие средства, директор ответить затрудняется:
«Реконструкций нашего предприятия не было. Текущие работы были, но инвестиций не были. Невозможно сравнить с чем-то».
Но на вопрос о том, как добывается уголь, Новоселов говорит, что комбайном, и добавляет: «У нас же еще не совсем каменный век».
На другой золотовской шахте — «Карбоните» — уголь добывают отбойными молотками.
На упомянутом уже сайте Фонда госимущества, статус шахты «Золотое» — «готовится к приватизации».
Директор предприятия поясняет: такие намерения у государства действительно есть, о них руководителям угледобывающих предприятий министр топлива и энергетики рассказывал весной. План состоял в том, чтобы вложить в шахты деньги, сделать их рентабельными и после этого приватизировать.
«Но пока это всё осталось на словах», — вздыхает Новоселов.
* * *
Леонидыч на предприятии уже 42 года, из которых 31 — в забое. Он работающий пенсионер. Сейчас его пенсия — 2800 гривен.
«Я тут с 1975-го. Как со школы выгнали с букварем, так сюда и пошел», — иронизирует он.
«Нас обдурили и азаровы, а базаровы — все», — возмущается мужчина.
У Леонидыча типичное для шахтеров мрачное чувство юмора.
— Та шо они бачылы, они нихрена не бачылы. А за нас забыли вообще, кто мы есть такие. Шо, не так? Так! — восклицает Леонидыч, подразумевая под «ними» то ли журналистов, то ли вообще всех киевлян, вместе с северодончанами.
— За нас все помнят, и все всё знают, — пытается успокоить сотрудника своей флегматичностью главный инженер.
— Помнят только на 9 дней и на 40 дней, а остальное всё забывается!
Мы встречаем Леонидыча дважды — сначала на выходе из админздания, а потом на традиционном шахтерском перекуре перед спуском под землю. Оба раза он выдвигает свою идею о том, на чьи деньги можно спасти угольную промышленность.
«У ных заставы — по 100 миллионов. Откуда таки деньги?! Вот вы грамотный — предложите кому-то — забрали деньги у цых, кто дает заставу — отдайте на развитие любой шахты! И шахта будет работать, люди будут жить, что-то будет в бюджет идти», — уверен шахтер.
Есть у Леонидыча и идея, что делать с коррупционерами:
«Сюда его, на горизонт 400 (т. е. на глубину в метрах, — прим. автора). Я его научу, как Родину любить! Нас деды учили и мы научим!» — говорит мужчина под всеобщий смех, но через минуту вдруг переходит на серьезный тон: — Шахта еще работает благодаря тому, что директор не удрал. Другой бы плюнул и ушел. А так шахтёнка стоит, колышется…»
Об усложнившейся системе пропуска жителей «серой зоны» через КПВВ «Золотое» читайте на сайте Informator.media в ближайшие дни.
Иван Бухтияров для Informator.media