Четыре года поселок Чегари, что близ Торецка Донецкой области, был настоящей «серой зоной». Его жители могли беспрепятственно попадать как в «русифицированную» Горловку, так и в декоммунизированный Торецк. Никакого стратегического значения поселок, находящийся в низине между двумя терриконами, не имеет, поэтому до последнего времени его существование сторонами конфликта игнорировалось. Но когда поселок из «серой зоны» перешел под контроль Украины, боевики «ДНР» начали целенаправленно равнять жилой сектор с землей. Сейчас проехать в Чегари невозможно — для посторонних населенный пункт закрыт, а местные без крайней необходимости стараются туда не возвращаться.

«Кряж около Чегарей называется Чегарский надвиг. И от этого названия всё пошло. Шахта «Южная» называлась рудник «Чегарская копь», а Чегарями — через Е, а не через И! — стали называть поселение при шахте. Оно образовалось еще в XIX веке. Чегари было официальным названием поселка. Я учился в Чегарской начальной школе. Там было пять казачьих казарм, и в одной из казарм была школа. Потом поселок назвали Ленинское, а потом, по названию шахты — Южное», — с краеведческими интонациями в голосе рассказывает Анатолий, всю жизнь проработавший на двух шахтах, между которыми и раскинулся поселок — Южной и Гагарина.

Анатолий (по центру в очках)

Из Чегарей его заставил уехать только нервный приступ жены, который у нее случился 21 мая, после очередного сильного обстрела.

«Завязывали на голове платок и за руку вели»

До войны в поселке жили более семисот человек. До последнего обострения — почти 200.

Одной из этих двух сотен была Люда. Она вспоминает, что за годы конфликта режим пропуска несколько раз менялся:

«Раньше нас по спискам пропускали — говоришь номер и пропускают. А когда списков еще не было, то завязывали на голове платок, надевали шапку и за руку вели. Чтобы мы не видели, где их позиции. Сейчас нас просто по паспортам пускают. Сейчас всё попрятано, ничего не увидишь».

«Проход в Горловку был через „ДНРовский“ блокпост»

До войны Александр работал в котельной при шахте, но в самом начале военного конфликта ему пришлось уволиться — шахта сильно пострадала от обстрелов (мужчина утверждает, что копры разбила украинская авиация).

После этого он работал в горловском ЖЭКе. Туда его направила горловская же биржа труда. В ЖЭКе он получал всего 2000 российских рублей в месяц.

«Туда проход был через «ДНРовский» блокпост. Проверяли документы и пускали. Я там год проработал, а потом уволился, потому что парализовало родственника, надо ухаживать».

«Стреляют по ним, а попадают по нам»

Жители Чегарей воспринимают последние полтора месяца как огромный период времени. И если что-то произошло 4-5-6 недель назад, то о случившемся говорят, что это было давно.

«Военные давненько зашли. Месяц-полтора [назад]. До этого их не было, и не стреляли. А потом они поселились в нашем селе. Стреляют по ним, а попадают по нашим домам», — считает Люда.

Вероятно, такие сильные обстрелы — своеобразное предупреждение от «ДНР»: «Так будет с каждым населенным пунктом, в который будет входить ВСУ».

Дом в Чегарях

Люда уехала из села всего неделю назад:

«Давали коридор — люди выезжали. Кто-то вывез самое необходимое, но в основном все побросали».

Сейчас она снимает квартиру вдвоем с подругой Ириной, которую ранили 16 июня, когда та ходила на рынок. Осколки попали в плечо, ногу и грудную клетку.

«Зато мучиться не будем, быстро сгорим»

18 мая в поселке не стало света, а в конце мая произошел большой пожар. Сгорели 13 домов — вся нечётная сторона одной из улиц. Пожары поменьше регулярно случаются и сейчас.

«Вчера у меня летняя кухня сгорела, два сарая и забор. Теперь только собак хожу кормлю через день. Я на Северной живу [пгт Пивничное]. Оттуда до Чегарей минут 40 пешком», — рассказывает Виктор, до пенсии работавший лесогоном на шахте (лесогон — горнорабочий, доставляющий в забой крепежный лес). Из поселка он уехал раньше остальных — еще 15 мая.

Этой зимой под Чегарями начал проседать грунт

Толик — тоже пенсионер. В свое время работал горнорабочим очистного забоя. В отличие от абсолютного большинства людей, при общение с журналистом  он не стесняется использовать нецензурную лексику, которая хорошо передает его эмоциональное состояние:

«Там хаты прыгают. Когда ОБСЕ в поселке были, я поехал, погрузил две кровати на машину сверху. И начался обстрел! Я думаю: Нах… они мне нужны были те кровати?! Лилька говорит: «Па, я не поеду, я боюся». Там же как раз на гору подниматься — въе..ли — и сгорела машина. А я ей говорю: «Зато мучиться не будем, быстро сгорим. Поехали!»»

Случаются и прицельные обстрелы.

«В воскресенье в начале первого я поехал туда на велосипеде, и меня крепко с АГС рубанули. Ведро вез с вишней на руле — оно в дребезги разбилось. Если бы его не было, то ноги бы посекло. Теперь стрёмно идти туда», — признается Александр.

«Я год и восемь месяцев звездного неба не видела»

Сейчас, по данным организации «Проліска. Торецьк», в поселке живут около 30 человек. Одна из них — Лена. На предложение рассказать о ситуации, она отвечает, что говорить об этом ей очень тяжело.

— Иногда становится легче, когда выговоришься, — отмечаю я.

— Легче становится, когда спишь, — с доброжелательной улыбкой объясняет женщина. — А просыпаешься — и ты постоянно в ожидании. Спокойствие было до 21 мая. Мы начали уже привыкать к тишине, а потом всё. Как мы живем? Я не знаю, как это сказать. Как-то. Этого не объяснишь. Я не уезжала, я всё время тут. Год и восемь месяцев прожила в подвале, ни разу звездного неба не видела».

Иван Бухтияров для Informator.media