Переговорная тактика Российской Федерации в отношении Украины не меняется. Даже в 2019 году, когда сменилась власть в Украине и президентом стал Владимир Зеленский, и Украинская сторона в течение второй половины 2019 и начале 2020 года пыталась найти компромисс с российской стороной, мы не увидели симметричных действий со стороны наших российских визави. И вот теперь для того, чтобы понять есть ли шансы на урегулирование, нам надо четко разобраться в том, что происходило за последние несколько лет, есть ли шанс, и есть ли пространство для компромисса и в «Нормандской четверке», и в Минской Трехсторонний контактной группе.
В 2019 году украинское общество очень бурно реагировало на попытки Владимира Зеленского договориться с Москвой. И на идею с разведением сил и войск, и на внедрение формулы Штайнмайера, и даже к Парижскому саммиту мы готовились с целым рядом предосторожностей, не понимая до какого предела украинская власть готова уступать. Однако, за это время «зрады», которой боялась часть украинского общества, не произошло. Но не произошло и никаких изменений в переговорной позиции России. Только за последние два года мы увидели, как трижды Российская сторона фактически блокировала и останавливала любые шансы на урегулирование, на достижение какого-либо компромисса и прогресса в переговорах.
Впервые это произошло во второй половине 2019 года, когда в рамках подготовки к Парижскому саммиту украинская сторона предложила и идею с разведением войск, и согласилась на формулу Штайнмайера. Но не увидела логичных встречных шагов от российской стороны. Зато после Парижского саммита мы увидели, что Россия полностью игнорирует его итоги. При этом, как свидетельствуют результаты и международных отчетов (и той же SMM OSCE, и украинских экспертов, и других международных экспертов в этой теме), украинская сторона выполнила все обязательства, которые она брала на себя. Мяч остался на российской половине поля, но она свою часть обязательств не выполняет. Зато РФ начала давить на Украину, требуя немедленного перехода к имплементации политических положений Минских договоренностей, к политической части российских прихотей. Мы это увидели во время навязывания российской стороной идеи создания Консультативного совета в марте 2020 года.
После этого переговорная позиция Украина начала несколько рационализироваться и переговорщики со стороны Украина перестали реагировать на любую прихоть российской стороны. И таким образом мы сформулировали довольно прорывную идею «всеобъемлющего режима тишины». И она действительно была реализована, хотя «режим тишины» никогда и не был полноценным. Но тем не менее с июля 2020 в течение полугода мы имели существенную деэскалацию на линии фронта. Это был второй момент, когда был реальный шанс договориться. Для украинской стороны режим тишины был только первым шагом на «треке безопасности», и за ним должны были идти все другие: и гуманитарные вопросы, и обмен удерживаемыми лицами, и демилитаризация региона, и определенный план действий в этом направлении. А для российской стороны режим тишины 2020 года считался достаточным, завершающим фактически этапом по договоренностям в сфере безопасности. И сразу же Россия потребовала политических компромиссов от Украины: согласиться провести выборы на оккупированных территориях, закрепить особый статус Донбасса в украинской Конституции, имплементировать формулу Штайнмайера в украинское законодательство. Всего этого Россия потребовала сразу же после установления режима тишины.
И это уже второе за последние два года системное свидетельство того, что Российская Федерация ставит и всегда ставила политику на первое место, а безопасность, которая является предпосылкой для урегулирования конфликта, на второе, если не на последнее. Ничего из этого не вышло и во второй половине 2020 года все забуксовало. Когда Украина отказалась выполнять преждевременные политические требования России мы получили блокирование идеи с гуманитарным разминированием, с обменом пленными, с открытием новых и с запуском работы других КПВВ, с работой Красного Креста и СММ ОБСЕ на временно неподконтрольной территории. Работу во всех подгруппах Россия заблокировала, как только получила от Украины отказ выполнять политические прихоти.
В третий раз Россия отвергла предложенный компромисс, отказавшись от идеи с «кластерами», предложенной французами и немцами в Нормандской четверке. Украинская сторона разработала свои предложения. Российская сторона, опубликовав собственные предложения по этим кластерам, фактически подвела черту под всеми возможностями для компромисса. Ключевым принципом идеи с кластерами было ввести некий рабочий план по реализации Минских договоренностей. И украинская, и российская стороны предложили свои варианты в дополнение к тому, что предложили в Берлине и в Париже.
На сегодняшний день эти позиции России и Украины относительно этих кластеров диаметрально противоположны. И от российской стороны мы не видим никаких намеков на то, что она готова изменить свою переговорную позицию, которую она отстаивает с 2014 года. Что это означает для Украины? Означает ли это, что нам нужно забыть о переговоры вообще и заморозить ситуацию и в Нормандской четверке, и в Минской Трехсторонний контактной группе? Нет, не значит. Даже в самые сложные времена, когда нет возможности договориться со своим оппонентом, ключевым правилом дипломатии является продолжать настаивать на своей переговорной позиции. Как минимум для того, чтобы склонить как можно больше международных партнеров к собственному варианту разрешения конфликта. И именно поэтому украинской стороне до сих пор важно, чтобы мы продолжали обсуждать наши предложения по мирному урегулированию, чтобы во французском и немецком информационном и политическом полях звучали идеи о том, как Украина видит урегулирование этого конфликта, и на что Украина готова или, наоборот, не готова идти.
Напомню, что украинская сторона считает необходимым пересмотреть часть Минских договоренностей. В частности, пересмотреть идею о том, что выборы могут быть проведены при отсутствии контроля над украинской границей. Сейчас Украина требует сначала передать контроль над границей и только потом проводить выборы на временно неподконтрольных территориях. Перед эти обязательно должна пройти демилитаризация и даны соответствующие гарантии безопасности. И конечно же, прямой диалог с самопровозглашенной «властью», как в Донецке, так и в Луганске, невозможен. Это три ключевых требования, фактически стали уже красными линиями и для нового президента Украины Владимира Зеленского. Теперь отказ от этих позиций будет стоить ему политического имиджа и поддержки большой части его электората.
Мы видим, как за последние два года изменилась переговорная тактика, уже и новой украинской власти под давлением обстоятельств. Однако российская сторона требует и в нынешних условиях всего того, что она требовала и семь лет назад. Это тупик. Но Украине следует продолжать работать ради того, чтобы ее позиция звучала на всех международных площадках и продвигать идею о, если и не полной заморозке переговоров, если и не отказе от Минских соглашений, то как минимум о проведении ревизии части этих договоренностей. Необходим также и пересмотр переговорного формата. Как мы видим, сегодня, Соединенные Штаты не готовы присоединиться к нормандскому формату. Россия тоже против этого присоединения. Но это не означает, что США не могут активнее участвовать в переговорном треке. Это может быть реализовано путем, например, идеи с возвращением позиции Специального представителя США по нашим с Россией вопросам, как это было, например, во времена Курта Волкера или Виктории Нуланд. И такой двусторонний механизм кооперации, где американская сторона не делает лишних шагов без консультаций с Киевом, может быть достаточно эффективным. Более того, этой осенью мы ожидаем смену власти в Германии. Согласно прогнозам, скорее всего, конфигурация правительства будет выглядеть иначе, и это тоже будет вносить свои коррективы в процесс урегулирования конфликта. И Украине — нам всем — в этих турбулентных условиях, когда надвигаются выборы в Германии и Франции, когда Путин пытается договориться с американской администрацией, стоит как можно громче говорить о том, что мы намерены или пересмотреть часть Минских договоренностей, или вообще заморозить статус-кво. И пусть все остается, как есть, как минимум на переговорном уровне, до тех пор, пока не изменятся переговорные условия.
Таким образом можем подытожить: шансов войти в русло конструктивного диалога у России за семь лет конфликта было немало. Больше всего их было у Кремля за последние два года, когда Украинская сторона действительно демонстрировала (иногда даже на грани возможного) свою готовность договариваться. Ни одним из этих шансов Россия не воспользовалась. А это значит, что, так же, как и в 2014 году, она рассматривает конфликт на Донбассе и в Крыму, как возможность давить на украинскую власть, независимо от фамилии украинского президента или премьер-министра.